«Амурными подвигами» на «женском фронте» прославлен был не один Тухачевский, но и его подчиненные. При этом «красные командиры», как правило, в этом деле утрачивали «классовое чутье» и обычно не руководствовались «классовыми принципами» в выборе объекта ухаживания. «Сексуальная близость» далеко не всегда определялась «социальной близостью». В связи с этим можно привести как образец характерную реакцию полковой парторганизации. В 1924 г. ячейка одного кавполка вынесла следующее постановление (не лишенное некоторой анекдотичности. —
Взяточничество и воровство были распространенными должностными пороками в частях и соединениях Западного фронта. Особенно часты эти случаи были в 4-м стрелковом корпусе, 2-й, 5-й, 8-й стрелковых дивизиях, в 7-й кавалерийской дивизии557 558 559. Несмотря на строгость наказаний, подобные преступления совершались и старшими командирами. Начальник дивизионной школы 5-й стрелковой дивизии С. Эбергардт был предан суду Революционного военного трибунала за то, что дал за корову быка меньшего веса'*. Впрочем, спустя месяц он был освобожден и получил назначение временно исполняющим дела помощника командира 15-го стрелкового палка.
Известно, что по обвинению в хищении казенного имущества было заведено «дело» на командира 7-й кавалерийской дивизии прославленного Г. Гая. Однако вмешался командующий фронтом Тухачевский, и «дело» было закрыто560. «За преступление по службе» 18 января 1922 г. был арестован ЧК Белоруссии начальник воздушной эскадрильи-2 Е. Пятосин. Это был кадровый офицер, капитан, летчик с 1913 г., воевавший в 1919 — 1921 гг. в составе войск Западного фронта. Осужденный на 2,5 года, он, однако, был вскоре амнистирован, а 13 сентября 1922 г. назначен начальником штаба ВВС фронта561.
...Польско-литовско-белорусская этнокультурная ментальная ориентация, социокультурная однородность, принадлежность большинства комсостава к младшим офицерам военного времени — все эти факторы в совокупности определяли ментальный настрой комсостава дивизии на «революционную войну», на «реванш» за варшавское поражение 1920 г. Все они, несомненно, могли связывать грядущую «вспышку» своей военной карьеры с «советизацией» Западной Белоруссии, Польши и Литвы. В этом смысле они и вместе с ними вся дивизия представляли собой весьма благодатный военно-политический и социокультурный материал для новой «революции извне». В этом смысле они были естественной и вполне независимой военной опорой Тухачевского. Но в силу высказанных соображений они вызывали опасение у центральной московской власти.
В ходе Гражданской войны принцип структурирования военной элиты как в Красной Армии, так и в армиях белых был в общем один итог же — «дружинный». Отдельные воинские части и соединения либо изначально, с момента зарождения, либо в ходе боевых действий, особенно победоносных, превращались в относительно независимые боевые единицы. Это было обусловлено их успехом на полях сражений, а сам успех оказывался чаще всего результатом способностей, умения, «боевого счастья» командиров-героев. Таковыми были, в частности, 24-я Железная стрелковая дивизия, 25-я Чапаевская стрелковая дивизия, 8-я Червоноказачья кавалерийская дивизия, кавалерийская бригада Г. Котовского, Первая конная армия, 45-я стрелковая дивизия, 44-я стрелковая дивизия и др. Такой была и 27-я стрелковая дивизия. Эти «дружины» либо были сформированы «вождями-демиургами», либо обретали «вождей» в ходе боевых действий. Так или иначе, эти «дружины» выдвигали «вождей», олицетворяя и воплощая в них себя. Это была военная элита в своем самом непосредственном смысле: самые умные из самых храбрых, образцовые примеры для подражания. Такого рода «вожди» «дружин» и составляли группу военных лидеров в период войны и в первые послевоенные годы «ожидания войны». Обстановка продолжающейся войны или настороженного ожидания ее возобновления или продолжения под держивала почву для сохранения такой системы структурирования военной элиты.