Так или иначе, во фронтовом «элитарном ядре» была «трещина», которая в кризисной ситуации могла его расколоть. Как было сказано выше, оно не обладало достаточной внутренней прочностью и органичным единством. Доминантная фигура данного «элитарного ядра» — Тухачевский являлся членом партии, следовательно, так или иначе, ангажированным политикой. Важнейшей особенностью и неповторимостью данного «элитарного ядра» было то, что его поведение, ментальную, деятельную, военную и политическую ориентацию определяла фигура самого молодого члена, но при этом самого авторитетного в РККА, героя Гражданской войны, «красного Бонапарта» — Тухачевского. Его слава, военный и политический авторитет не были производными от его происхождения, профессиональной подготовки в старой армии. Более того, принадлежность к старинному дворянскому роду, к офицерскому корпусу императорской гвардии, скорее, являлись «подозрительными» характеристиками, «сомнительными достоинствами» Тухачевского. В военно-политическом и тогдашнем социокультурном контексте эти признаки могли обеспечить поддержание нормальных микросоциальных связей с людьми, близкими по происхождению, воспитанию, образу мысли, стилю поведения, но отрицательно влиять на его судьбу и карьеру в макросоциальных и макрополитических отношениях. В своей военно-политической ориентации он должен был, скорее всего, оглядываться на настроения «революционных генералов» и «красных командиров». Специалисты-генштабисты из старой Русской армии могли играть роль внутренней, скрытой опоры. В этом смысле они нуждались в Тухачевском больше, чем он в них. В частности, Корф, бывший офицер колчаковской белой армии.
Особенности личности Тухачевского, его жизненной и военной судьбы, в значительной мере обусловившей его «автономность» внутри «элитарного ядра», предопределяли слабую внутриструктурную «сцепку». В его структуре отсутствовали какие-либо элементы того или иного «традиционализма». Потому «ядро» чревато было сравнительно легким разрушением при внешнем воздействии. Однако следует иметь в виду, что исключение из этого «ядра» Меженинова, даже Чернавина вряд ли могло существенным образом повлиять на «элитарное» поведение, действенность и военно-политический потенциал Тухачевского. Разрушительные, чувствительные последствия для поведения, ориентации и действенности Тухачевского могли иметь место, если бы из «комплекса» был изъят Виноградов.
СОВЕТСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ 20-Х гг.
1
Первые попытки представителей советской военной элиты заявить о себе в качестве самостоятельной политической силы относятся еще ко временам Гражданской войны.
...23 июля 1919 г. заместитель председателя Особого отдела ВЧК И. Павлуновский представил Ленину и членам Политбюро ЦК итоговый доклад по «делу», которое можно вполне квалифицировать как самый ранний случай проявления политической нелояльности и антиправительственной конспиративной деятельности со стороны представителей советской военной элиты. Название представленного секретного документа говорило само за себя и содержало квалификацию события: «Доклад по делу о белогвардейской организации в Полевом штабе Революционного военного совета Республики». В этом докладе Павлуновский сообщал следующее (имеет смысл процитировать этот сравнительно небольшой документ целиком). «Арестованная в ночь с 8 на 9 июля с. г. группа лиц Полевого штаба, — информировал И. Павлуновский, — в составе: для поручений при главкоме Исаева, начальника разведывательного отделения Кузнецова, для поручений при начальнике штаба Малышева и преподавателя Академии Генерального штаба Григорьева, по данным следствия, ставила перед собой следующие задачи: а) установление связи со штабами Деникина и Колчака;
б) свержение Советской власти путем внутреннего переворота;
в) захват аппарата управления армией в свои руки под видом воссоздания Генштаба...
Следствием установлено, что белогвардейская группа Полевого штаба находилась в первоначальной стадии своей организации, т. е. она только что создавалась, намечала свои задачи и планы и приступила лишь к частичной их реализации, причем была еще настолько невлиятельна, что ее нахождение в Полевом штабе не отражалось на ходе операций на фронтах. Такое положение могло продолжаться лишь до момента установления связи со штабами Колчака и Деникина. Очевидно, что с установлением этой связи, которая, по словам Григорьева, имелась бы «недели через две», роль организации существенно изменилась бы и нахождение ее в Полевом штабе уже безусловно отражалось бы на развитии операции на фронтах; возможность этого влияния предупредил арест белогвардейской организации 9 июля сего года»1
.