Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Вот так и писали мемуары, не ведая, что где-то храниться Журнал посещений Кремлевского кабинета вождя. А там, вся, что ни наесть, подноготная о многих, в том числе и о Кузнецове. А может это был не он? Ведь, недаром же инициалы убирали. Как, помните, редактор издания Журнала, писал в сносках: «Видимо, нарком ВМФ СССР Н.Г.Кузнецов?». Докажи, что был адмирал? Ведь, Кузнецов, сам же, пишет: «Не застав никого в Кремле, вернулся в наркомат». Тут, не до Сталина. Хоть, кого бы увидеть из начальства. Такие вот творились дела в Москве.

Несколько слов о редакторских ремарках. Это о наркоме Кузнецове, упомянул: видимо. Кузнецов написал же в мемуарах, что приезжал в Кремль, да никого не застал. О других посетителях Кремля редактор был более конкретен. Откуда известно? Неужели, в те годы, где-нибудь в кабинете на стульчике в углу пристроился, и отмечал в блокнотике?

Кроме того, разумеется, я пошутил, насчет заколоченного Кремля. Но, если, серьезно, то вспомни, читатель? Вознесенский, где собирал наркомов? У себя в Госплане. А Бережков, что нам говорил о Хрущеве, который переселил семьи членов верхушки партии из Кремля, после 1953 года? А Молотов, что сказал Стаднюку, о Берии и готовящемся военном перевороте? Кремль был закрыт. Всюду были верные Берии люди из НКВД. Поэтому Кузнецов и не попал туда, куда хотел. Написал, для отвода глаз, что поездил на машине, по Кремлевской брусчатке, и вернулся к себе.

Но адмирал Кузнецов, все же, нарушил традицию предков, хоть и в сказочной форме, но нарушил. В четвертый раз, однако, захотел поговорить со Сталиным. Посмотрим, что из этого вышло. Николай Герасимович ранее, уже упоминал, что 24 июня был у Сталина. Захотелось побывать еще разок, чуть пораньше. Кто может запретить такое желание? Кузнецов пишет:

«Поздно вечером 23 июня я был приглашен к Сталину. Это был первый вызов с начала войны.Машина подошла к подъезду в тупике, где всегда было тихо и безлюдно. Только узкому кругу лиц было известно, как подняться на второй этаж и по ковровой дорожке пройти в приемную Сталина. Оставив фуражку в гардеробе первого этажа, я вошел в лифт и поднялся наверх. В приемной никого не было. Значит, все уже в кабинете, решил я, и поспешил справиться у А.Н.Поскребышева, можно ли пройти. Как всегда, над его столом висела фотография Сталина в буденновском шлеме времен обороны Царицына. Внешне все оставалось по-старому. Я мысленно готовился доложить о нормальном развертывании флотов, наступлении немцев на Либаву и подготовке Черноморского флота к операции по обстрелу Констанцы».

Вот дела! Создали флот, а он никому не нужен?! То наркому Тимошенко своих дел хватает, то Сталин два дня слушать отчет Кузнецова не желает.

Наконец-то, правительство «зачесалось». Вызвали на ковер для слушаний. Великолепная память на окружающую обстановку в Кремле. Видимо вел дневниковые записи, которые «прятал под подушку». Но, что удивительно? Адмирал хорошо помнит, что было двадцать лет спустя, но абсолютно не помнит, что написал в своих воспоминаниях, в более ранней главе. Придется напомнить.

«В первой декаде июля меня вызвали в кабинет С.К.Тимошенко, и там я после значительного перерыва в первые дни войны встретился со Сталиным. Он стоял за длинным столом, на котором лежали карты — только сухопутные, как я успел заметить.

— Как дела на Балтике? — спросил Сталин. Я хотел развернуть карту Балтийского моря и доложить обстановку, но оказалось, что в данный момент его интересовала лишь оборона Таллина и островов Эзель и Даго».

Трудно понять товарища Кузнецова? Так, когда же он первый раз по началу войны увидел Сталина? В июне или июле?