Сталин и женщины

Советское государство, столкнувшись с сильными хозяйственными трудностями, не только маневрировало и даже допустило частный капитал в рамках новой экономической политики, но и вынуждено было существенно сократить материальную помощь женщинам с детьми. Это выразилось в первую очередь в сокращении сети учреждений по охране материнства и детства. В материалах III Всесоюзного съезда по охране материнства и детства есть на сей счет многозначительные данные.

В 1917 году на всю страну было всего лишь 34 учреждения по охране материнства и детства, включая 14 фабричных яслей, 7 домов ребенка и 6 консультаций для детей. Сеть расширялась в ходе всей Гражданской войны, несмотря на страшную разруху, острейший дефицит топлива и голод: в 1918 году – 248 учреждений, в 1919 году – 368 учреждений, в 1920 году – 1252 учреждения, включая 565 яслей. Пика эта первоначальная система достигла в 1922 году – 2508 учреждений, в том числе 914 яслей, 237 домов матери и ребенка, 765 домов ребенка (то есть приютов для брошенных детей).

Но уже на следующий год сеть сократилась чуть менее чем наполовину, до 1344 учреждений, в том числе 447 яслей (48 % к прежнему уровню), до 110 домов матери и ребенка и до 491 дома ребенка[61]. По большому счету это была социальная катастрофа для женщин. В условиях нищеты и послевоенной разрухи столкнуться еще и с запертыми дверями закрытых учреждений – это было труднопереносимо.

Сокращение сети учреждений было связано с тем, что в условиях НЭПа хозяйственные органы, которые содержали 83 % яслей (остальные 17 % содержались за счет Наркомздрава), старались сбросить с себя эти непрофильные расходы. За каждые ясли и каждый дом ребенка разворачивалась упорная борьба, в которой В.П. Лебедева советовала привлекать профсоюзы и требовать через них включения расходов на ясли и другие детские учреждения в коллективный договор с предприятиями, на которых широко применялся женский труд. Наркомздрав имел тогда весьма скудный бюджет, и переложить на него расходы по содержанию всех учреждений по охране материнства и детства означало бы закрыть большую их часть и разрушить с трудом созданную систему. И так урон от экономии средств был очень велик. В последующие годы число учреждений росло, но весьма плавно, и перекрыло уровень 1922 года только в первой пятилетке.

Решение было вынужденным. В годы Гражданской войны выкраивался последний кусок, чтобы хоть чем-то помочь матерям и детям. Но теперь советскому государству требовался капитал для восстановления и развития промышленности. Советскому Союзу требовались металл, уголь, нефть, расширение промышленного производства, и это обстоятельство заставило временно пожертвовать интересами женщин.

В этой области в первой половине 1920-х годов СССР был отброшен назад. Полного отката к дореволюционному положению не произошло, сохранялись важнейшие завоевания революции, в первую очередь в правовом статусе женщин и в значительном снижении младенческой смертности. Но все же дальнейший прогресс в реальных правах женщин достигался ценой колоссального напряжения аппарата по охране материнства и детства, партийных женотделов и других органов, задействованных в улучшении положения советских женщин. В качестве некоторой компенсирующей меры было разрешено делать аборты.

Эпоха лозунгов и собесовского подхода прошла, и теперь, как было признано на III Всесоюзном съезде по охране материнства и детства, дело состояло в методичной работе и четких директивах. Борьба за реализацию прав женщин постепенно переходила в плоскость хозяйственной работы.