В архивных документах не сохранилось следов мотивации этой сталинской интервенции. Думаю, что причина была простой: генсек сравнил поквартальные планы роста промышленности и не понял, почему темпы роста первого квартала ниже, чем последнего. Вознесенский по идее должен был бы объяснить вождю, что по нашему стародавнему советскому обычаю в декабре люди из кожи лезут, чтобы закрыть год с хорошими показателями, получить свои премии и встретить Новый год с хорошим настроением, а первый квартал следующего года всегда начинается с раскачки и потом все навёрстывается по ходу дела. Председатель Госплана едва не впервые в плане промышленного развития 1949 года отразил эти реалии, а не дутые цифры, но объяснять это Сталину у него смелости недостало. С поправкой вождя он согласился, а изменение натуральных показателей в документе оставил «на потом», по-видимому, рассчитывая сделать это по ходу. Но до сведения подчиненных информацию о сталинской поправке довел сразу же и приказал пересмотреть цифры первого квартала 1949 года в сторону увеличения.
Сотрудники Вознесенского при доработке плана это учли, и 15 декабря 1948 года три руководящих работника Госплана направили Председателю записку, в которой сообщали, что в связи с перевыполнением плана 4-го квартала 1948 года имеется возможность изменить натуральные показатели первого квартала следующего года в сторону увеличения на 1,7 млрд. рублей. Вознесенский с предложением согласился и прямо на тексте записки поручил внести соответствующие изменения в план первого квартала 1949 года.
Распоряжение было сделано, но что-то в бюрократической машине Госплана не сработало сразу и этим люфтом во времени (кстати сказать, очень недолгим) кто-то эффективно воспользовался.
Дело в том, что к этому моменту в коридорах кремлевской власти уже получила распространение брошенная в декабре 1947 года (на дне рождения генсека) фраза Сталина о том, что он уже стар и пришло время подумать о том, на кого можно оставить его наследство. В непринужденной обстановке застолья генсек как бы в раздумье произнес, что на посту руководителя Совета Министров СССР он хотел бы видеть вместо себя Н.А. Вознесенского. Повернувшись к присутствующим, среди которых находились Микоян, Маленков, Берия, Вознесенский и другие, Сталин спросил: «Есть ли у кого-нибудь возражения на этот счет?» Совершенно ошарашенные таким неожиданным поворотом мысли вождя все молча закивали головами (наиболее полно эта ситуация описана в мемуарах А.И. Микояна, но имеются и другие источники, подтверждающие этот исторический факт).
Понятно, что с этого момента за поведением Вознесенского, за его взаимоотношениями с Хозяином очень внимательно следили те, кто рассчитывал на другой вариант. Судя по имеющимся мемуарным воспоминаниям, тема эта не обсуждалась, но имена настоящих преемников Сталина были все же на слуху: Молотов, Берия, Маленков. Со стороны этих последних началась слежка за неопытным в дворцовых интригах Вознесенским. Очень быстро это сработало. В январе 1949 года на стол члена Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ЦК, председателя оргбюро ЦК, заместителя председателя Совмина СССР, председателя Бюро СМ СССР Маленкова Г.М. лег донос из Госплана о том, что Вознесенский не выполняет распоряжений Вождя по управлению экономикой страны.
Как следует из текста О.В. Хлевнюка, опытный царедворец Маленков, который уже давно искал повод к компрометации Н. Вознесенского в глазах Сталина, использовал этот промах коллеги по Политбюро на 100%, но не в прямую, а по-иезуитски. Он не стал сам информировать Сталина о том, что его распоряжение якобы проигнорировано Вознесенским, а пошел в атаку на Вознесенского обходным путем.
В начале февраля 1949 года связанный с Маленковым первый заместитель председателя Госснаба СССР М.Т. Помазнев вдруг, ни с того ни с сего, направляет на имя Сталина записку о том, что председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский закладывает в годовые планы экономического развития страны заведомо заниженные показатели [9]. Прямого выхода на генсека у Помазнева, естественно, не могло быть и потому записка ложится на стол Маленкову, который тут же отдает ее Берии, а тот передает Сталину сразу два документа: копию записки трех руководящих работников Госплана от 15 декабря Н. Вознесенскому (без резолюции на ней последнего) и записку Помазнева.
Судя по всему, Сталин сразу же, что называется, «навострил уши»: выходило так, что Вознесенский не только игнорирует личные указания Вождя, но еще и делает это за его спиной! Генсек назначает комиссию Совмина СССР по проверке этого факта, а во главу комиссии, по совету Берии, ставит Маленкова.
Это было именно то, чего и добивался Маленков.
А между этими событиями Маленков сделал еще один судьбоносный для «ленинградцев» шаг. Внешне он был направлен на компрометацию политического руководства Ленинграда и РСФСР, но цель-то была политически подобраться к главной фигуре — Николаю Александровичу Вознесенскому, которым Сталин готовился заменить Маленкова.
Речь шла о Всероссийской оптовой ярмарке в Ленинграде.