«Наполеон… так, по-видимому, искренне раз навсегда отождествил себя с Францией, что у него наперед было готово оправдание всему тому, что он делал: благо Франции, величие Франции, безопасность Франции — вот что в его глазах оправдывало все, что он делал… Но, переходя от “моральной” (или “морализующей”) стороны к интеллектуальной, можно понять лорда Розбери, который сказал, что “Наполеон до бесконечности раздвинул то, что до его появления считалось крайними пределами человеческого ума и человеческой энергии”. Другой англичанин, профессор Холленд Роз, отнюдь не увлекающийся Наполеоном, относящийся ко многому в нем отрицательно, тоже считает его “стоящим в первом ряду бессмертных людей” по тем неслыханно громадным разнообразнейшим дарованиям, которыми наделила его природа, и по тому месту, которое он занял во всемирной истории…
В нем не было жестокости как страсти, но было полнейшее равнодушие к людям, в которых он видел лишь средства и орудия. И когда жестокость, коварство, вероломный обман представлялись ему необходимыми, он совершал их без малейших колебаний…
Власть и слава — вот были личные основные его страсти, и притом власть даже больше, чем слава.
Эти строки писались Тарле в 1930—1936 годах, в то самое неповторимое время, когда культ личности, Сталина только еще начинал набирать обороты. Когда он писал эти строки о Наполеоне, он, конечно, исходил из анализа исторических источников, относящихся к наполеоновской эпохе, но, зная жизнь Тарле, его исторические работы, зная то, что мы сегодня знаем о Сталине, у меня нет сомнений в том, что, когда Евгений Викторович писал этот пассаж, он видел перед собой нарождающийся культ личности Сталина, и многие характеристики Наполеона он пророчески увидел в Сталине.
Сталин же, судя по всему, берег Тарле, как берегут запасной патрон для целевого выстрела. В конце жизни он этот запасной патрон решил, наконец, пустить в дело: генсек, похоже, задумался о вечности.
Тарле (через третьи руки) дали понять, что он должен написать трилогию о трех агрессорах, нападавших на Россию и потерпевших в России сокрушительное поражение — о шведском короле Карле XII, о Наполеоне и Гитлере, причем именно в такой очередности. Тарле объяснили, что это должна быть трилогия, объединенная общим замыслом. Третий том, о Гитлере, должен был венчать весь замысел и показать всемирно-историческую величину и роль Сталина в истории России, затмив и Петра Великого, и Кутузова, и Наполеона.
Но Тарле сразу же раскусил, чего от него ждут, и у него, что называется, вся шерсть поднялась дыбом. В письме к В. Волгину в 1949 году он пишет: «Тема этих трех томов о трех нашествиях не мной признана спешной и нужной в наше время, и ни в малейшей степени не моя инициатива была в том, что их предложили писать мне. Но взять их на себя я считаю своим долгом. Есть предложения, от которых не отказываются».
Довольно быстро, уже в 1950 году, им сдается в издательство первая книга трилогии под названием «Северная война и шведское нашествие на Россию». Не было проблем и со второй частью трилогии: еще в 1937 году Тарле опубликовал книгу «Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год». Не говоря уже о том, что годом раньше вышла в свет его получившая мировую известность книга «Наполеон».
А вот с заключительной книгой трилогии вышла заминка. Объясняя издательству, что он «собирает и обрабатывает материал», Тарле на самом деле демонстрировал итальянскую забастовку: не писал в нее ни строчки. Сталин быстро понял, в чем дело, и приказал приостановить печатание «Северной войны». Автора предупредили, что пока он не сдаст в издательство третью книгу, трилогия печататься не будет.