Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках

Однако и здесь интересно указать на некоторые проблемы и загадки, побуждающие исследователя к размышлению. В первый том собрания сочинений было включено выступление Сталина на IV съезде партии, когда он разошелся с Лениным в позиции по аграрному вопросу. Стенограммы первых съездов РСДРП издавались нелегально вскоре после съездов (их участники выступали под псевдонимами, так что публикация протоколов не могла выдать их полиции, а рядовые партийцы вправе были узнать содержание съездовских дебатов). Научное переиздание стенограмм было осуществлено уже после смерти Сталина. В принципе он мог бы не включать выступление на съезде в собрание сочинений и обойти молчанием свое разногласие с Лениным. Суть его была в том, что Ленин уже тогда, весной 1906 года, выступал за национализацию земли, которую социал-демократы требовали изъять у помещиков, а Коба считал, что лозунг национализации не годится для того, чтобы призывать крестьян к восстанию, что крестьяне пойдут только за призывом к разделу земли и передаче ее в их собственные руки[86]. Но Сталин почему-то счел нужным включить этот текст в собрание сочинений, мало того, в своем предисловии к первому тому он специально остановился на этом обстоятельстве, назвав его ошибкой «молодого марксиста, еще не оформившегося в законченного марксиста-ленинца», и заговорил о себе как об одном из революционных «практиков», в ту пору «не понимавших великого значения» ленинской постановки вопроса «ввиду нашей недостаточной теоретической подготовленности, а также ввиду свойственной практикам беззаботности насчет теоретических вопросов»[87].

Следовало бы задуматься: зачем Сталин заговорил об этом в 1946 году, почему не предпочел обычную тактику умолчания? Рискну предположить, что это могло быть связано с нежеланием Сталина оставлять даже малую возможность кому-то найти это его давнее выступление и противопоставить политике насильственной коллективизации. Советский диктатор предпочел не давать предполагаемым противникам такого оружия, превентивно высказавшись о прежнем своем мнении как ошибочном. Однако, полагаю, что проблема эта заслуживает дальнейшего исследования.

Тексты, исходившие от Кобы-Сталина, позволяют судить о том, как он подавал события в партийной полемике и агитационных выступлениях, показывают его манеру рассуждать и отчасти его манеру мыслить – о последнем по этим текстам можно судить лишь отчасти и с большой осмотрительностью. Однако полагаться на сведения, сообщаемые статьями и листовками (как самого Сталина, так и его соратников), было бы опрометчиво. Это хорошо видно на разобранном выше примере прокламаций, появившихся после батумских событий, особенно если добавить, что в листовках, распространенных в Тифлисе, число жертв среди рабочих было завышено вдвое. При наложении на фактическую канву становится заметно, насколько тенденциозной, лукавой и нечестной была интерпретация текущих событий революционерами, в том числе Иосифом Джугашвили. Мне кажется, что особый интерес представляет как раз этот зазор между реальными происшествиями и тем, как их толковали и использовали в своей пропаганде большевики.

Воспоминания о Сталине

Среди разнообразных материалов, собранных в фонде 558, центральное место занимают воспоминания о Сталине. В фонде аккумулировались копии мемуаров большевиков; рассказы о Сталине, собранные и записанные усилиями Истпартов; непосредственно присланные в ЦПА ИМЭЛ воспоминания о тех или иных, часто мимолетных, встречах со Сталиным. Копии материалов поступали из Тифлиса и Баку, Ленинграда, Вологды, Курейки и др. Воспоминания, написанные на грузинском и азербайджанском языках, тогда же были переведены на русский. Как и в отношении изданной в закавказских республиках литературы, принцип отбора текстов, копии которых присылали в Москву, а затем еще одного отбора части из них для перевода на русский язык (переведены были не все полученные ЦПА тексты), заслуживали бы отдельного исследования. Как бы то ни было, собранный в фонде 558 документальный комплекс представляет собой солидную источниковую базу, в определенной степени снимающую необходимость обращаться к местным архивам.

Жизнь Иосифа Джугашвили, революционера-нелегала, была такова, что исключала возможность существования сторонних, более или менее объективных, осведомленных наблюдателей. Не было у него и близких людей, готовых рассказать о нем. Самый близкий к нему мемуарист – дочь Светлана, но ее книга отмечена сложным отношением к отцу, а Сталин даже дочь, которую по-своему любил, держал на расстоянии. Светлана Иосифовна не была допущена к доверительному, домашнему общению с отцом и не так уж хорошо его знала. По естественным причинам она не была очевидцем интересующей нас части его жизни и судила о ней понаслышке, прежде всего по рассказам деда и бабушки Аллилуевых.