Сталин, Коба и Сосо

Сказанное не отменяет чрезвычайной ценности материалов Департамента полиции как источника для восстановления сталинской биографии. Именно они часто служат ключом, позволяющим разобраться в противоречивых показаниях мемуаристов и определить, до какой степени следует доверять тому или иному рассказу. Для примера обратимся к батумским событиям 9 марта 1902 года, когда организованная и спровоцированная Иосифом Джугашвили толпа рабочих, протестовавших против увольнения с завода, двинулась шествием к центру города Батума, что привело к столкновению с полицией и войсками и к человеческим жертвам. Появившиеся после этого социал-демократические листовки, к составлению которых, по моему мнению, Джугашвили имел непосредственное отношение, строились на риторическом противопоставлении мирного шествия рабочих, отчаявшихся из-за нищеты и несправедливости, осмелившихся всего-навсего попросить лучших условий жизни, – и расстрелявшей их за это безжалостной власти, охраняющей интересы капитала. Собственно, это был постоянный мотив русской революционной пропаганды: жестокая расправа кровожадного царизма над безоружными рабочими. Но он вступал в противоречие с другой столь же неизменной тенденцией к романтизации и героизации революционной борьбы, к изображению бесстрашных, ловких, находчивых подпольщиков-боевиков.

Применительно к батумским событиям отмечу, что особый акцент на мирном характере выступления находим в листовках, распространенных в Тифлисе, а также откликах в партийной печати (заграничной), то есть вдали от места событий. Листовки, появившиеся в самом Батуме, такого акцента не делали, а авторы воспоминаний из числа участников батумских событий, хотя и настаивали на сугубо мирном характере выступления, тем не менее иногда проговаривались и сообщали, что рабочие кидали в полицейских камни из мостовой и пытались выломать ворота тюрьмы, куда накануне поместили нескольких арестованных вожаков забастовщиков. Окончательно проясняют картину обстоятельные донесения жандармских офицеров и позднее прокурора. Они сообщают о выстрелах из бунтующей толпы и огнестрельных ранениях полицейских, а также излагают показания рабочего, которого обвиняли в стрельбе: он отрицал свою вину, утверждал, что был избит полицейскими и не помнит, стрелял ли, но пояснял, что имел при себе пистолет всегда. Последняя деталь вполне согласуется с характерной особенностью Закавказья, где все местные жители носили оружие. Это объясняет, почему батумские листовки не акцентировали мотив беззащитности рабочих, а заодно ставит точку в разговорах о безоружных и беззащитных пролетариях. И конечно же, Иосиф Джугашвили как организатор этого выступления предстает в ином свете[76].

Важен еще тон этих справок и докладов полицейских и прокурора. Он совершенно не похож на речь безжалостной, бесчеловечной «военно-полицейской машины» (дефиниция революционеров). Напротив, эти чиновники с большим пониманием описывают сложность социальной ситуации, указывают на действительную бедность рабочих как причину недовольства. Адъютант Кутаисского губернского жандармского управления поручик Ольшевский охарактеризовал забастовщиков как «людей, почти умирающих с голоду и упорно не желающих приступить к работам»[77]. При этом ничто в официальной документации не подтверждает еще одного постоянного мотива революционной пропаганды, очень свойственного большевикам. После каждой своей акции вроде батумской (и после нее, конечно, тоже) авторы прокламаций заявляли, что правительство «напугано» выступлением рабочих. Следов какого бы то ни было административного «испуга» в полицейских документах обнаружить невозможно, есть лишь понимание сложности ситуации и естественная озабоченность наведением порядка. Да и революционные выступления через призму полицейских документов выглядят иначе, нежели в описании, исходящем от революционеров.

Несмотря на то что сведения, полученные жандармами, иногда оказывались неточными, именно их документы дают возможность выстроить хронологическую канву биографии Иосифа Джугашвили. Мы можем не сомневаться в датах его арестов, приезда на место ссылки, бегства оттуда. Это особенно важно потому, что мемуарные рассказы чрезвычайно неточно указывают даты и последовательность событий, часто вообще не дают определенных временных ориентиров.