Читаем Сталин, Коба и Сосо полностью

Таким образом, получается, что во время относительной свободы описания недавней партийной истории в двадцатые годы о Сталине не писали по причине отсутствия широкого интереса к его персоне, а если и писали, то не очень правдиво, это были скорее вбросы компрометирующих сведений на фоне борьбы за власть. Затем в период культа личности писать было можно лишь в рамках, заданных официальной пропагандой: восторженно, с преувеличением его значения и заслуг, приписывая ему чуть ли не с пеленок руководящую роль в закавказском революционном движении. После XX съезда КПСС имя Сталина отовсюду вычеркивалось и подлежало забвению. Некоторые авторы, как вдова Орджоникидзе, стали просто обходить его молчанием, другие престарелые большевики одними умолчаниями не ограничивались и принялись активно пересочинять прошлое и с шумом изгонять из него бывшего великого вождя.

Вдова Я.М. Свердлова К.Т. Новгородцева в обновленном издании своей книги о муже, вышедшем в 1960 году, заявляла: «Между прочим, мне не раз приходилось встречаться с утверждением, широко распространенным в нашей исторической литературе, будто Я.М. Свердлов в конце 1912 – начале 1913 года работал в Петербурге вместе с И.В. Сталиным, тогда как это совершенно неверно»[95]. Но рассказ о том, как в указанное время Сталин и Свердлов вместе работали над изданием газеты «Правда», содержался как раз в ее собственных воспоминаниях, вышедших в 1939 и 1946 годах[96]. В промежутке, в 1957 году, Новгородцева издала еще один вариант своей книги, так что мы можем наблюдать постепенную эволюцию ее текста. В этой версии он звучал так: «Сталина, между прочим, в это время в Питере не было, хотя до последнего времени в ряде работ и указывалось, будто бы Свердлов работал в 1912 году в Петербурге одновременно со Сталиным. Сталин уехал за границу до приезда Якова Михайловича и вернулся оттуда уже после ареста Свердлова»[97]. Что из этого следует считать правдой?

Сталин вернулся из Кракова в Петербург в конце ноября 1912 года и снова уехал к Ленину в последних числах декабря. Свердлов бежал из ссылки 5 декабря и в середине месяца появился в столице. Они оба входили в Русское бюро ЦК. В январе 1913 года Свердлова ввели в редакцию «Правды» по решению совещания в Кракове, на котором присутствовал Коба[98]. Он же и известил об этом Свердлова[99]. О том, что Свердлов и Сталин оба занимались делами газеты, свидетельствует не только ряд документов из полицейских архивов (прежде всего с агентурными сведениями, полученными от Р. Малиновского), но также сохранившиеся благодаря перлюстрации письма В.И. Ленина и Н.К. Крупской, касающиеся выпуска «Правды», где упоминаются они оба под кличками «Андрей» и «Василий». Более того, часть этих писем была опубликована еще в начале 1920-х годов[100].

Не вполне ясна дата возвращения Сталина в Петербург. Хроника в собрании его сочинений определенно гласит, что он возвращается в Петербург в середине февраля 1913 года и «вместе с Я.М. Свердловым приступает к реорганизации редакции “Правды”, согласно указаниям В.И. Ленина»[101]. Между тем Свердлов был арестован 10 февраля. Понятны, разумеется, мотивы вдовы Свердлова, задним числом превратившей покойного мужа в «ближайшего помощника И.В. Сталина по редактированию газеты “Правда” и руководству большевистской фракцией Думы»[102], но остается вопрос, по каким соображениям Сталин согласился и поддержал эту ложь. Свердлов к тому времени давно умер, не успел примкнуть ни к какому внутрипартийному «уклону», что позволяло причислить его к сонму прославляемых выдающихся большевиков; для публичного образа Сталина, конечно, требовались какие-то фигуры товарищей и соратников рядом, и Свердлов на эту роль вполне годился. Кроме того, как мы помним, в 1924 году были опубликованы его письма с неприязненными высказываниями о Сталине, так что тем более требовалось противопоставить им какие-то свидетельства об их дружбе. А если, что очень вероятно, вдова Свердлова была причастна к той публикации, то теперь она должна была сделать все возможное, чтобы загладить этот проступок.

Но ведь впоследствии, опровергая собственную версию, она также лукавила. Если в начале 1913 года «Андрей» и «Василий» в самом деле не встретились, то в декабре 1912 года оба определенно должны были находиться в столице, пусть и не очень продолжительное время. Таким образом, теперь Свердлова-Новгородцева ударилась в противоположную крайность, преуменьшая их связь. Она снова не была вполне правдива, только прежде ею двигало, быть может, опасение за свою жизнь, теперь же – чистое желание угодить текущей политической конъюнктуре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное