Сталин. Красный монарх

Симптом далеко зашедший психической болезни? Или всего-навсего своеобразный склад характера? Если верно последнее, то женщина с подобными настроениями вполне могла и любовника завести, вспомнив теории той же Коллонтай, закусив удила, обидевшись на весь белый свет: муж – бирюк, не ценит и не лелеет, никто не понимает, дети под ногами путаются… Что здесь необычайного? Примеров достаточно…

Другая Надежда, дочь Василия Сталина и Галины Бурдонской, внучка Надежды-первой, вспомнила: «Анна Сергеевна Аллилуева, бабушкина сестра, рассказывала об этом вечере (праздничный вечер у Ворошиловых. – А.Б.). Надя обычно строго ходила – с пучком, а тут она сделала новую прическу, модную. Кто-то из Германии привез ей черное платье, и на нем были аппликации розами. Был ноябрь, но она заказала к этому платью чайную розу, она была у нее в волосах. И она закружилась в этом платье перед Анной Сергеевной и спросила: „Ну, как?“ Она собиралась, как на бал. Кто-то за ней сильно ухаживал на этом вечере. И дед сказал ей что-то грубое».

Именно после этого вечера Надежда выстрелила себе в висок… Быть может, у «деда» были веские причины для грубости, отнюдь не исчерпывающиеся тем, что молодая жена с кем-то оживленно флиртует.

Последняя жена Николая Бухарина вспоминала впоследствии: «Николай Иванович вспоминал, как однажды он приехал на дачу в Зубалово и гулял с Надеждой Сергеевной возле дачи. Приехавший Сталин тихо подкрался к ним, глядя в лицо Николаю Ивановичу, и произнес страшное слово: „Убью“. Николай Иванович принял это за шутку, а Надежда Сергеевна содрогнулась и побледнела». Совершенно несвойственный для хладнокровнейшего Сталина всплеск эмоций! Быть может, у него были веские причины? Или он просто ошибся адресом? Хотя Бухарин был известным бабником, и этот след не годится так просто сбрасывать со счетов…

Одним словом, версия неожиданная, но вовсе не безумная. Как уже говорилось, все дело в женском характере. Все, что мы знаем о Надежде Аллилуевой, позволяет допустить, что измена могла иметь место как раз с ее стороны, это-то и было причиной выстрела. Жаль, что никто до сих пор не предпринимал детальных поисков в этом направлении. Быть может, существуют и более недвусмысленные свидетельские показания, но их пока что никто не читал…

После смерти жены Сталин замкнулся еще более, и его личная жизнь окутана вовсе уж непроницаемым туманом. Одно время ходила байка (всерьез воспринимавшаяся даже немецкой разведкой) о существовании некоей «тайной жены Сталина Розы Каганович», «то ли дочери, то ли сестры» сталинского сподвижника Лазаря Кагановича. Однако это – вовсе уж совершеннейшая чушь. Майе Лазаревне Каганович было тогда от горшка два вершка, она была пионеркой, а сестра Кагановича умерла еще в 1926 году…

Однако… Слишком многие, слишком часто и слишком аргументированно вспоминают о Валентине Истоминой, восемнадцать лет – с тридцать пятого и до смерти вождя – находившейся рядом с ним. Сначала она работала на даче Сталина в Зубалове, а потом стала экономкой на Кунцевской даче. В том, что именно она все эти годы была любовницей Сталина, не сомневается почти никто.

Ну что же… Быть может, именно эта простая женщина давала великому и ужасному вождю то простое человеческое счастье, которого ему никогда не хватало. Насколько он был удачлив в своих начинаниях и свершениях в борьбе с врагами внутренними и внешними, настолько оказался несчастлив в личной жизни. Строго говоря, у Сталина никогда не было нормального дома, семейного очага. Так что если насчет Истоминой все правда – хочется верить, что им было хорошо…

Скрупулезности ради нельзя не упомянуть об одной загадочной записке. За день до смерти Сталина, когда никто в стране, кроме буквально нескольких людей, не мог знать, что всемогущий вождь доживает последние часы, на имя Георгия Маленкова пришла записка следующего содержания:

«Уважаемый тов. Маленков!

Я, дочь Анны Рубинштейн (бывш. жены т. Сталина), ввиду его болезни прошу дать мне возможность его увидеть, он знает меня с детства.

Р. Свешникова (Регина Костюковская дев. фамилия).

Мой адрес…

Если нельзя его увидеть, то прошу меня принять. У меня есть неотложное дело.

4.03.53 г.»

В отличие от письма М. Михайловской, которое просто не могло быть написано психически здоровым человеком, эта таинственная записка производит совсем другое впечатление – кратко, сжато, насквозь деловито, словно на камне высечено…

Ни один исследователь, ни один историк так и не попытался дать хоть какое-то истолкование этой загадке. Нет своего мнения и у автора этих строк – перед нами просто-напросто Тайна, которая, быть может, никогда не будет раскрыта, и нет ни малейшего следа, ни малейшей зацепки…

Но, может, просто искали не там? Или вообще не искали…