— Я знаю, кто там был. Повариху знаю — это исключено. Домоправительница, которая была еще при Надежде Сергеевне, Каролина Васильевна Тиль, — это исключено. Она работала до старости, в 1938 году ушла на пенсию, очень скромно жила. Под конец жизни ее Василий к себе взял — устроил. А няня, будучи на пенсии, жила до конца жизни со Светланой. С 1939 года домоправительницей была Александра Николаевна Накашидзе. Светлана в книге «Двадцать писем к другу» пишет, что это чуть ли не майор из госбезопасности. А как же иначе? Этим всем — обслугой, помощниками — распоряжается 9-е главное управление, управление охраны. Смеются, что нянечка имела звание сержанта. А почему бы и нет? Она служит, и если она военная — имеет дополнительную ответственность. Странно, что так в книге у Светланы написано, потому что она к ним прекрасно относилась.
Потом Александра Николаевна вышла замуж, и домоправительницей стала Валечка Истомина. Это чудная деревенская женщина! Помню, когда Валечка начала работать в Горках-4, ей было 17 лет. Матрена Бутусова была старшей подавальщицей (слова «официантка» тогда не было), а Валечка — вторая. Потом она фактически стала домоправительницей. Говорят, когда Сталин умер, — она буквально выла! После моментально разогнали охрану и всех, кто там был.
Ну а Сталин ведь тоже человек. А Валечка была чудная, просто чудная: приятный, абсолютно простой человек, простая русская женщина без всяких там выскоков и выкрутасов. А чем и кому от этого плохо, если и была привязанность? К сожалению, я потом её не видел. Слышал, что не совсем удачно личная жизнь у нее сложилась...
Но об этом — о сердечных симпатиях — в доме и семье никогда не говорилось, ни слова. И кто сейчас такой все знающий? Откуда такие сведения сейчас? Появилось множество каких-то знатоков всего и вся, всех деталей жизни и быта...
«Завтра»: — Артем Федорович, каковы первые воспоминания, связанные с И. В. Сталиным? Помните ли вы первую встречу с ним? Как он относился к вам, детям?
А.С.: — Говорить ни о первой, ни о второй встрече со Сталиным невозможно. С самого начала, как я себя помню осознанно, помню и его, и самое высокое уважение к нему. Казалось, что это самый умный, самый добрый, хотя в каких-то вопросах строгий, но добрый и ласковый, справедливый человек.
С детьми он занимался, когда у него было время. Если он приходил с работы, а дети еще не спали, или он приходил среди дня, то обязательно хотя бы несколько минут занимался с детьми. И это общение всегда чему-то учило, давало что-то новое, что-то разъясняло. Было это не назойливо, не так, что ты обязан это знать, нет. Он умел вовлечь в разговор и не допускал, чтобы в этом разговоре ребенок чувствовал себя несмышленышем. Он задавал взрослые вопросы и интересовался: «Что ты думаешь по этому поводу?» Если ты не мог ответить на какие-то вопросы, то он очень просто, доступно, ненавязчиво вел разговор и давал понять суть.
Например, после того, как мы с Василием посмотрели пьесу «Дни Турбиных» (это было в 1935 году), Сталин нас спрашивает: «Что там видели?» (Кстати, Сталин частенько посылал нас с Василием в театр.) Я сказал, что не понял: там война, но красных нет, одни белые, но почему-то они воюют, но с кем — не знаю. Сталин говорит: «А знаешь почему? Ведь красные и белые — это самые крайности. А между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть-чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, потому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто-красных и чисто-белых. Таковыми являются только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто путается и идет не туда, куда нужно идти». Вот так Сталин объяснял нам с Василием некоторые вещи.
— Как вы думаете, Артем Федорович, чувствовали ли Светлана и Василий свою избранность, значимость?
— Нет. Светлана была очень скромной девочкой и старалась оградиться от своей элитарности, она этого не любила. Если говорить о Василии, то, надо прямо сказать, что его жизнь — это трагедия от начала до конца. И именно потому, что его отец был первым лицом государства. Сам по себе Василий был одаренным во многих отношениях мальчиком. Был он властолюбив, но материально абсолютно бескорыстен. Мог все отдать, что у него было, и «за други своя» готов был «живот положить». Будучи школьником, он много дрался, но никогда не дрался с теми, кто был слабее или меньше его, часто дрался со старшими после какого-нибудь спора или обиды, нанесенной слабому. Он был «слабозащитником». Ему часто доставалось, его колотили крепко. Он никогда не жаловался и, уверен, считал позором пожаловаться, что ему досталось. Прекрасно играл в футбол, и когда играли старшие, то брали его в команду. И не за фамилию, а за ноги. Еще мальчишкой великолепно играл в бильярд.