Сталин. На вершине власти

Однако несмотря на свое грозное выступление, Сталин в заключение пленума неожиданно предложил не оглашать сведений о создании бюро президиума ЦК, в которое не вошли Молотов и Микоян. При этом он ссылался на то, что страны Запада воспользуются этой информацией в ходе «холодной войны».

Глава 35. ЗАГАДКА СМЕРТИ СТАЛИНА

Фактически «исключение» Микояна и Молотова из бюро носило символический характер. Несмотря на принятое решение, оба, по словам Микояна, «аккуратно ходили на его заседания. Сталин провел всего три заседания бюро, хотя сначала обещал созывать бюро каждую неделю». При этом, судя по мемуарам Микояна, Сталин отнюдь не протестовал против появления Молотова и Микояна или игнорировал их присутствие, а охотно выслушивал их выступления. Микоян, в частности, привел пример того, как он на заседании бюро президиума в присутствии Сталина стал доказывать необходимость поднять материальную заинтересованность колхозников в развитии животноводства. Микоян утверждал: «Мое выступление, казалось, произвело на него впечатление». В результате Сталин принял решение включить Микояна в состав комиссии во главе с Хрущевым по этому вопросу. Совершенно очевидно, что инерция практических дел заставляла Сталина забывать свое недовольство тем, что, по его мнению, Микоян и Молотов проявили непозволительную идейно-теоретическую нестойкость.

Острый конфликт на октябрьском пленуме не помешал Сталину вновь обратиться к Молотову, чтобы втянуть его в дискуссию по вопросам теории. Беседуя с Чуевым, Молотов вспоминал: «Сталин работал над второй частью «Экономических проблем», давал мне кое-что почитать, но куда все это делось, ничего неизвестно».

Микоян вспоминал, что 21 декабря 1952 года он и Молотов, предварительно созвонившись с Маленковым, Хрущевым и Берией, решили, как обычно, поехать вечером на дачу Сталина, чтобы поздравить его с днем рождения. По словам Микояна, «Сталин хорошо встретил всех, в том числе и нас. Сидели за столом, вели обычные разговоры. Отношение ко мне и Молотову вроде было ровное, нормальное. Было впечатление, что ничего не случилось и возобновились старые отношения. Вообще, зная Сталина давно и имея в виду, что не один раз со мной и Молотовым он имел конфликты, которые потом проходили, у меня создалось мнение, что и этот конфликт также пройдет и отношения будут нормальные. После этого вечера такое мое мнение укрепилось».

Однако очевидно, что недоброжелатели Молотова и Микояна продолжали оказывать воздействие на Сталина. По словам Микояна, «через день или два» после празднования дня рождения Сталина «то ли Хрущев, то ли Маленков сказал: «Знаешь что, Анастас, после 21 декабря, когда все мы были у Сталина, он очень сердился и возмущался тем, что вы с Молотовым пришли к нему в день рождения. Он стал нас обвинять, что мы хотим примирить его с вами, и строго предупредил, что из этого ничего не выйдет: он вам больше не товарищ и не хочет, чтобы вы к нему приходили». Обычно мы ходили к Сталину отмечать в узком кругу товарищей Новый год у него на даче. Но после такого сообщения в этот Новый год мы у Сталина не были». Ныне трудно сказать, насколько соответствовала истине информация об отношении Сталина к Молотову и Микояну, переданная не то через Маленкова, не то через Хрущева.

Между тем есть основания полагать, что у Сталина накапливалось недовольство и в отношении других членов руководства. Как вспоминал Молотов, Сталин был убежден, что письмо Л.Д. Ярошенко отражало личную позицию Н.С. Хрущева, а может быть, было написано по его инициативе. А ведь суровая критика Сталина в адрес Ярошенко, в ходе которой позиция последнего объявлялась «бухаринской», была значительно резче той критики, которая была высказана Сталиным Микояну. Не исключено, что Сталин считал, что сам Хрущев разделяет «бухаринские» взгляды, а потому вряд ли он мог доверять такому руководителю. В то же время резкая критика Сталиным Молотова и Микояна могла напугать других старых членов партийного руководства. Молотов так, например, объяснял позицию Берии: «Когда увидел, что даже Молотова отстранили, теперь берегись, Берия! Если уж Сталин Молотову не доверяет, то нас расшибет в минуту». В то же время, если бы Сталин помирился с Молотовым и Микояном, то он бы мог обратить свой гнев против тех, кто старался его с ними поссорить.

Молотов поведал Чуеву, что «Сталин иногда выражал пренебрежительное отношение к Берии. Убрать хотел». Подобные же мысли высказывал и Хрущев в своих воспоминаниях. На июльском пленуме 1953 года Каганович утверждал, что во время Первомайской демонстрации 1953 года Берия, обратившись к некоторым членам президиума ЦК, сказал, что Сталин замышлял избавиться от него, но «не знал, что если бы он меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание». Факт такого заявления Берии подтвердили и другие члены Президиума ЦК.