На другой день в «Правде» и других газетах было опубликовано сообщение ЦК ВКП(б) о смерти Орджоникидзе и некролог, подписанный всеми членами советского руководства. Тут же была опубликована фотография, на которой изображен мертвый Орджоникидзе в окружении вдовы, Молотова, Ежова, Сталина, Жданова, Кагановича, Микояна, Ворошилова. Было объявлено, что Орджоникидзе умер от паралича сердца. Открытие пленума ЦК партии, назначенное на 19 февраля, было перенесено на 4 дня, а докладчиком о «вредительстве троцкистов в промышленности» вместо Г. К. Орджоникидзе стал его главный противник – В. М. Молотов.
Самоубийство Орджоникидзе явилось еще одним сильным потрясением для Сталина после гибели Надежды Аллилуевой и Сергея Кирова, и вновь он мог искать виновных в смерти близкого человека. Размышляя о самоубийстве жены, он винил тех, кто мог вольно или невольно подтолкнуть ее к роковому выстрелу, и в то же время осуждал ее за безрассудный шаг. Размышляя об убийстве Кирова, он обвинял прежде всего тех, кто подталкивал Николаева, но в то же время сокрушался по поводу беспечности Кирова, не принявшего решительных мер для своей безопасности. Теперь он мог задуматься о том, почему Орджоникидзе выбран смерть как единственный выход из альтернативы между бескомпромиссным осуждением противников Сталина и отказом от такого шага. Если Орджоникидзе предпочел застрелить себя, но не осудить врагов Сталина, то это означало, что он так решительно отказывался поверить в вину заговорщиков, что готов был это доказать своей смертью. Возможно, Сталин считал, что Орджоникидзе был настолько связан с заговорщиками, что готов был умереть, но не встать рядом со Сталиным в борьбе против них. Из этого мог следовать вывод и о том, что некоторые связи с противниками Сталина Орджоникидзе решил унести в могилу. Эти соображения могли заставлять Сталина размышлять о том, что же скрыл от него Орджоникидзе. Он не мог не прийти к выводу о том, что, если Орджоникидзе нашел выход из отчаянной для него альтернативы лишь в самоубийстве, то Другие люди, оказавшиеся в схожем положении, но не обладавшие его бескомпромиссным и импульсивным характером, могли лишь притвориться сторонниками Сталина, а на деле скрывать свои связи с заговорщиками.
Самоубийство Орджоникидзе могло заставить Сталина увидеть в заговорах, о которых шла речь на процессах в августе 1936 года и январе 1937 года и о которых поступали к нему предупреждения из Праги и Парижа, лишь отдельные проявления глубокого кризиса, поразившего партию. Он мог задуматься о том, что применявшиеся до сих пор чистки партии оказались бесполезными, а болезнь, поразившая партию, оказалась загнанной вглубь. Вряд ли содержание доклада Сталина на февральско-мартовском пленуме (1937) ЦК ВКП(б) «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» и его заключительного слова можно верно понять, не учитывая влияния на Сталина обстоятельств гибели Орджоникидзе. Свой доклад 3 марта 1937 года Сталин начале утверждения о том, что «вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств, в числе которых довольно активную роль играли троцкисты, задела в той или иной степени все или почти все наши организации – как хозяйственные, так и административные и партийные», что они «проникли не только в низовые организации, но и на некоторые ответственные посты».
В то же время Сталин решительно осуждал попытки свести очищение партии к борьбе с бывшими активными троцкистами. В своем заключительном слове на февральско-мартовском пленуме ЦК Сталин предупреждал, что «среди наших ответственных товарищей имеется некоторое количество бывших троцкистов, которые давно уже отошли от троцкизма и ведут борьбу с троцкизмом не хуже, а лучше некоторых наших уважаемых товарищей, не имевших случая колебаться в сторону троцкизма. Было бы глупо опорочивать теперь этих товарищей». Иллюстрируя это положение в неопубликованной тогда части этой речи, И. В. Сталин напоминал о том, что троцкистами были Ф.Э. Дзержинский и нынешний член Политбюро А.А. Андреев. Отмечая же, что в 1927 году за троцкистов голосовал о 4 тысячи членов партии, и причисляя к ним тайных сторонников троцкизма, Сталин объявлял, что имелось «около 12 тысяч членов партии, сочувствовавших так или иначе троцкизму. Вот вам вся сила господ троцкистов. Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил». Фактически Сталин ставил под сомнение сведения о десятках тысяч «троцкистов», о разоблачении которых в каждой области СССР докладывали Хрущев и другие партийные руководители.