Сталин. На вершине власти

С другой стороны, Германия старалась получить гарантии того, что СССР не выступит против ее вооруженных сил после того, как немцы захватят основную часть Польши и вторгнутся на Западную Украину и в Западную Белоруссию. Поэтому германская дипломатия стремилась добиться нормализации отношений с СССР. 17 апреля 1939 года статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Вайцзекер в беседе с советским послом А. Мерекаловым заявил, что Германия всегда хотела иметь с Россией торговые отношения, удовлетворяющие взаимные интересы. На следующий же день А. Мерекалов был вызван телеграммой Сталина в Москву и 21 апреля прибыл в Кремль.

В своей книге «Гитлер и Сталин перед схваткой» Лев Безыменский привел запись Мерекалова: «Цель визита в Кремль была неведома до момента прибытия на уже начавшееся заседание Политбюро… После обоюдных приветствий Сталин первым делом неожиданно спросил: «Пойдут на нас немцы или не пойдут?». Мерекалов высказал предположение о том, что «курс, выбранный Гитлером, неизбежно влечет за собой в ближайшие два-три года военный конфликт». Мерекалов считал, что после решения задач на Западе и в Польше «неизбежен поход на СССР» с «использованием экономического потенциала этих стран». По мнению Льва Безыменского, «Мерекалов ждал войны в 1942—1943 годах, что совпадало с мнением Сталина… С апреля 1939 года… сталинская внешняя политика должна подчиниться новому императиву: императиву выигрыша времени».

С целью предотвратить советско-германский конфликт, летом 1939 года активизировались переговоры по развитию экономических отношений между СССР и Германией. С конца июля эти переговоры переросли в обмен мнениями об улучшении внешнеполитических отношений. В начале августа уровень этих переговоров повысился, темп контактов ускорился, а германская сторона предложила подписать договор о ненападении. 20 августа Адольф Гитлер лично обратился к Сталину с просьбой принять министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа для подписания договора о ненападении.

Многие авторы обвиняют Сталина в том, что он заключил «аморальный» договор с гитлеровской Германией. Однако эти обвинения игнорируют реалии того времени. После получения послания Гитлера у Сталина было три варианта, напоминавшие те, что были у правительства Ленина в 1917—1918 годы в период переговоров в Бресте: 1) заявить о своем решительном неприятии любых сделок с Германией и тем самым взять курс на войну с этой страной; 2) заявить о своем отвращении к любым соглашениям с империалистическими державами, но в военные действия не вступать; 3) подписать договор о мирных отношениях с Германией. Учитывая существенные различия, произошедшие за 20 лет в мире и в положении Советской страны, рассмотрим, как выглядели эти три варианта в 1939 году.

1. Отказ от договора о ненападении с Германией и продолжение попыток достичь соглашения с западными странами о совместных действиях против Германии.

Сталин имел достоверные сведения о том, что военный конфликт может начаться со дня на день. Неоднократно выраженное стремление германских руководителей подписать договор с СССР как можно быстрее и не позднее 23 августа свидетельствовало об одном: до начала войны оставались считанные часы. (На военном совещании у Гитлера был назначен день начала войны – 26 августа. Лишь затем дата была перенесена на 1 сентября.) В этом случае германская армия могла в считанные недели оказаться на западной границе СССР и возникала реальная угроза войны с Германией. Как и платформа «революционной войны», выдвинутая «левыми коммунистами» в 1918 году, этот вариант действий ставил судьбу СССР в зависимость от внешних факторов.

Несмотря на впечатляющие достижения оборонной промышленности в создании отдельных видов военной техники. Красная Армия все еще отставала от армий ряда передовых стран мира по качеству многих видов вооружений. Эффектные достижения советской авиации не позволили вовремя заметить ее слабостей, проявившихся во время боевых операций наших самолетов входе гражданской войны в Испании (1936—1939). Как признавал авиаконструктор А.С. Яковлев, «в воздушных боях наши истребители, несмотря на хорошую маневренность, оказались хуже немецких, уступая им в скорости и особенно в калибре оружия и дальности стрельбы. Бомбардировщики «СБ» не могли летать без прикрытия истребителей, а последние уступали немецким и не могли обеспечить эффективной защиты. После фейерверка рекордов это было неприятной, даже необъяснимой неожиданностью. Но это был реальный факт: мы явно отставали в области авиации от нашего потенциального противника – гитлеровского фашизма. Нашумевшие рекорды и самолеты-гиганты никак не могли заменить того, что требовалось в условиях надвигавшейся войны… Сталин очень болезненно относился к нашим неудачам в Испании».