Сталин. Очищение от «питерских»

Отсюда, товарищи, можно сделать только один вывод: кто скатывается с ленинского пути, кто теряет нити, связывающие его с активными кадрами наших рабочих, кто почти на девять десятых порывает уже с партией, тому ничего другого не остается, как начать закидывать удочку к тем враждебным силам, которые несомненно в нашей стране имеются. Тут и надо вспомнить о тех этажах, которые будто бы затопляются и пр. и пр., вспомнить и сказать, что, действительно, эта проповедь в известных слоях нашего населения встречает очень хороший прием.

В частности, я совсем недавно прочел одну статью в «Последних новостях»– как будто бы ее писал Милюков, – где он разбирает вопрос о термидоре и, воздавая должное нашей оппозиции, говорит: термидор– да, но ведь это давно известная вещь, вся беда оппозиции заключается в том, что она поздно спохватилась. Это было известно еще с той поры, говорит Милюков, когда Ленин перешел практически к новой экономической политике – вот откуда ведет начало термидор, а теперь нужно ждать совсем других вещей. Но это признание– лучше поздно чем никогда, и в этом, по мнению Милюкова, заслуга оппозиции внутри нашей партии.

Вот на чью мельницу льется эта оппозиционная вода, это совершенно ясно. И не случайно поэтому, совершенно не случайно, что оппозиционеры начинают решать наши партийные споры на улице. Дело заключается не только в том, что Троцкий, вообще говоря, не умеет и не любит подчиняться партийной дисциплине. Там есть и другие, которые так же рьяно, так же настойчиво, с таким же упорством и нахальством идут разрешать ваши внутрипартийные споры на улицу.

Ясно, что люди теперь пришли к отчетливой мысли, что решать ту задачу, которую они поставили перед собой, партийными силами, внутри партии ни в коем случае нельзя. Поэтому надо помнить следующее: какие бы они предложения нам ни сделали, как бы лояльно оставшиеся из них в рядах партии на предстоящем XV съезде ни проявляли себя, – ежели идеология у них останется та же, троцкистская, то они все равно на другой же день после XV съезда пойдут в те группы, в те организации, в те слои, которые ведут борьбу с III Коммунистическим Интернационалом. В этом нет ни малейшего сомнения.

Можно высказывать сомнения насчет многого из того, что мы делаем. Можно договориться до очень больших обвинений. Согласитесь, товарищи: после десяти лет нашей работы, после тех несомненнейших успехов, достижений и упрочения командных высот диктатуры пролетариата, – договориться до того, что наш пролетариат сжимается, свертывается, а остальные классы разворачиваются, разворачивают политические, хозяйственные и всякие иные силы; договориться до того, что на десятом году пролетарской революции солнце перестало светить пролетариям и стало светить нэпманам и кулакам, на это, товарищи, не повернется язык ни у одного сколько-нибудь твердо стоящего на ленинских позициях коммуниста. Однако у Троцкого на это язык поворачивается, и он говорит это не шутя. Мы знаем, что Троцкий не совсем равнодушно относится к фразе; мы знаем, что он любит и уважает крылатую фразу. Но ведь должен он знать, что преступлениям против партии должен быть какой-то предел.

Оппозиция отличается исключительным самомнением. Она выдает свои выступления за голос партии, за голос рабочего класса. Если говорит Зиновьев, то значит это вещает весь трудящийся люд нашей страны; если говорит Троцкий, то говорят все планеты. Он говорил на пленуме: «Если вы мне зажмете рот, я пойду на улицу, я пойду к рабочим, к трудящимся, куда угодно». Попробовал – пошел к рабочим, сказал трудящимся, и в результате выслушай приговор этих рабочих и трудящихся, который возвещен ЦК нашей партии. ЦК и ЦКК исключили Троцкого и Зиновьева из партии. Мы думаем, что они над этим должны призадуматься: ведь там не один Троцкий, не один Зиновьев. Когда они находились внутри партии, их раздражала партийная дисциплина, она им мешала думать, партийная дисциплина служила уздой, не давала возможности развернуться, а такая натура, как Троцкий, любит развернуться. Я думаю, что мы сделали благое дело – дали ему возможность без дисциплины, без ячейки, без ЦК, без ЦКК подумать, как он докатился до жизни такой и как он довел до этого своих теперешних единомышленников– Каменева, Зиновьева и других. Они думали, что ЦК не решится на такое дело, как объявление их вне рядов партии; они думали: «Мы, мол, еще посмотрим». Но факт остается фактом. Если во всем споре они недооценивали всего, что мы имеем, то они недооценивали и ЦК, недооценивали партийное руководство.

* * *