Сталин: операция «Эрмитаж»

Становилось очевидным, что именно этот странный союз и привел к ситуации, о которой вскоре Сталин скажет так: «В капиталистическом мире идут большие споры насчет наших финансовых возможностей… говорят, что мы банкроты и падение советской власти – дело нескольких месяцев, если не недель»[78].

Впервые о возможном разрыве с «правыми» после явного провала политики А. И. Рыкова и Н. И. Бухарина сказал Сталин на июльском пленуме ЦК. Генсек пока выразился достаточно сдержанно, но все же подчеркнул: «Наша страна… не может, не должна заниматься грабежом колоний… Не имеет также и не хочет иметь кабальных займов извне… Остается одно: развивать промышленность, индустриализировать страну за счет внутренних накоплений»[79]. И сразу же пояснил – речь идет о крестьянстве. Партия твердо намерена помочь бедноте и середнякам объединиться в колхозы.

В июле ни Сталин, ни его единомышленники по центристской группе не упоминали лидеров «правых». Более того, откровенно подыгрывая последним, Политбюро 16 августа 1928 года (в тот самый день, когда определялся окончательный размер выброса на зарубежный рынок золота) приняло еще одно постановление, также напрямую связанное с получением валюты без какого бы то ни было давления на крестьян. Была образована временная комиссия «для обеспечения срочного выделения для экспорта картин и музейных ценностей на сумму в 30 миллионов рублей»[80]. Таким образом, предпринималась попытка получить почти столько же валюты, сколько и за золото.

Далеко не случайно поручили возглавить эту комиссию М. П. Томскому, одному из признанных лидеров «правых». Бывший рабочий, затем профессиональный революционер, после Октября он занялся профсоюзной деятельностью столь успешно, что уже летом 1918 года возглавил советские профсоюзы. Именно ему предоставили возможность выправить положение с валютой, доказать на деле, что финансировать индустриализацию, которую он так рьяно и горячо поддержал, можно и из тех источников, которые изыщут «правые».

Помимо Томского в комиссию включили еще двоих: от Наркомторга – А. И. Микояна, а от Наркомпроса – В. Н. Яковлеву, единственную из троих имевшую высшее образование. До революции она окончила в Москве гимназию и физико-математический факультет Высших женских курсов (Герье). После Октября партия много раз перебрасывала ее из наркомата в наркомат – ей пришлось работать в НКВД, ВСНХ, Наркомпроде… Только в 1922 году Яковлева наконец надолго осела «по специальности», в Наркомпросе, сменив Преображенского в должности заведующей Главным управлением профессионального образования.

Члены комиссии сами не осматривали, не изучали музейные фонды, не оценивали их с точки зрения конъюнктуры на мировом антикварном рынке. На это у них не было ни времени. Не имея необходимых знаний, они просто отдавали распоряжения, не подлежащие обсуждению приказы – фактически исходившие от имени Политбюро! Это комиссия полагала вполне достаточным, и не ошиблась.

Первым результатом ее действий стал многообещающий контакт с одним из лидеров крайне «левых» Г. Л. Пятаковым. В середине 1926 года Пятаков был заместителем председателя ВСНХ, после смерти Дзержинского претендовал на его пост. За поддержку Троцким его отправили в конце марта 1927 года торгпредом в Париж – как бы «в изгнание». В декабре того же года решением XV съезда он был исключен из партии за активное участие в троцкистской оппозиции, но все же оставлен на зарубежной работе.

В столице Франции Пятаков особое внимание уделял вопросом, связанным с нефтью. Ведь именно ею он занимался сразу после окончания гражданской войны, когда получил назначение начальником Главного топливного управления ВСНХ, немало сил отдал созданию Нефтесиндиката (внешнеторговой организации того же ВСНХ). Позже Пятаков участвовал в подготовке соглашения Нефтесиндиката со «Стандарт ойл оф Нью-Йорк», позволившего Советскому Союзу резко увеличить экспорт нефтепродуктов под американской маркой.

Неудивительно, что вскоре после приезда в Париж Пятаков близко сошелся с Калустом Гульбенкяном, владельцем мощной и влиятельной «Теркиш петролеум компани», сделавшим состояние на импорте в Турцию керосина из России. Этот предприниматель первым оценил запасы нефтяных месторождений на севере Месопотамии и еще в 1912 году создал свою компанию, начавшую добычу нефти в районе Мосула. С конца 1918 года шел спор за эту территорию, лишь в 1925 году отошедшую Ираку.

Гульбенкян издавна сотрудничал с «Бритиш петролеум», «Англо-Першн», а потому при разделе мирового рынка нефти получил весьма значительную квоту, заметно превышавшую его возможности. Это и подтолкнуло Пятакова к мысли наладить экспорт советской нефти под маркой не только «Стандарт ойл», но и «Теркиш петролеум», тем самым увеличив поступления валюты в СССР. Оставалось только уговорить самого Гульбенкяна.

Помогла телеграмма Микояна из Москвы, в которой нарком информировал о решении Политбюро от 16 августа.