Сталин. По ту сторону добра и зла

И не сделал. Ответил отказом и на все просьбы Черчилля и Рузвельта разрешить посадку английским и американским бомбардировщикам, которые летали из Бриндзи и с Запада, заявив, что варшавское восстание «было безрассудной авантюрой, вызвавшей бесполезные жертвы... и советское командование приняло решение открыто снять с себя какую-либо ответственность за варшавскую авантюру».

Это прозвучало, конечно же, странно. И, разумеется, ни Черчилль, ни Рузвельт не поверили в то, что уложившего в землю не один миллион русских солдат Сталина волновали «бесполезные жертвы». Да и как можно было называть авантюрой борьбу польских патриотов с оккупировавшими их землю фашистами? «Мы, — писали они, — озабочены мировым общественным мнением, если антинацисты в Варшаве окажутся фактически брошены на произвол судьбы. Мы выражаем надежду, что вы немедленно забросите польским патриотам Варшавы продовольствие и боеприпасы или согласитесь помочь нашим самолетам сделать это очень быстро». Однако Сталин даже не ответил на этот крик отчаяния. «Рано или поздно, — заявил он в своем кругу, — правда о группе преступников, затеявших варшавскую авантюру ради захвата власти, станет известна всем».

И здесь он проговаривался, объясняя настоящую причину своего поисти-не буддистского недеяния. Он даже не сомневался, что в Варшаве речь шла не только об освобождении столицы Польши, но и о создании в ней новой власти, если бы польская столица на самом деле оказалась в руках восставших. Как и во всей Восточной Европе, в послевоенной Польше могла быть только одна власть — сталинская! И все те, кто так или иначе замахивался на нее (неважно под какими лозунгами), мгновенно превращались в его глазах в преступников.

Да, в конце концов, он разрешил союзническим самолетам пользоваться советскими аэродромами, но при этом презрительно бросил: «Мы вряд ли сумеем помешать им». Но это произошло только после того, как несколько бомбардировщиков все-таки пробились к Варшаве.

Вряд ли Сталин симпатизировал и 1-й Польской армии, сражавшейся в составе армии Рокоссовского, и попытка ее командующего генерала Берлин-га форсировать Вислу и прийти на помощь восставшим вызвала у него очередной приступ раздражения. Впрочем, он мог обманывать только свой доверчивый народ, что же касается остального мира, то там прекрасно понимали неудовольствие Сталина и его нежелание помогать восставшим полякам.

И вряд ли Черчилль преувеличивал, когда очень точно сформулировал причины столь безразличного отношения Сталина в варшавскому восстанию. «Русские хотели, — писал он, — чтобы поляки-коммунисты были уничтожены полностью, но при этом так, чтобы осталось представление, будто они пытались их выручить». И они их действительно «выручили». Только в январе 1945 года армия Рокоссовского вошла в руины Варшавы, совсем еще недавно одного из красивейших городов мира. И в этом огромном по довоенным меркам городе, где проживали около 1,5 миллиона человек, к тому времени почти не осталось в живых никого.

Да, по-человечески Сталина можно упрекать за нежелание помогать повстанцам. Но на кону стояли интересы государства, которые были превыше всего. Как ни слабы были восставшие, тем не менее они отнимали силы у немецкой армии, получившей у себя в тылу пятую колонну.

Ну и, помимо всего прочего, с помощью повстанцев Сталин добился своей цели. Немцы помогли ему с ликвидацией Армии Крайовой и прежнего руководства польской нации, которое было либо уничтожено, либо навсегда осталось не у дел и которое теперь так легко и непринужденно можно было заменить на уже созданный им Люблинский комитет.

Да и какое там могло еще быть эмигрантское правительство, если по улицам Варшавы разъезжали советские танки? И как только советские войска прошли по разрушенным улицам польской столицы победным маршем, этот самый комитет был преобразован во временное правительство Польской Республики и переехал в Варшаву. Древнему городу предстояло стать столицей новой просталинской Польши, в которой не должно было остаться ничего от всей ее истории.

* * *

Сумел бы Сталин помочь восставшим, имей он такое желание? Ведь что бы там ни говорили на Западе, но армия Рокоссовского на самом деле столкнулась с очень серьезным сопротивлением немцев. И все-таки, надо думать, что помог бы! И не посчитался бы ни с какими жертвами, если бы победа начала склоняться на сторону восставших. И что-что, а подходящую причину он нашел бы. Оказался же Ворошилов «английским шпионом», так почему же руководителям восстания не оказаться агентами абвера или гестапо? Со всеми вытекающими отсюда последствиями.