Недруги Сталина и сегодня могут утверждать все, что угодно, перечислять имена казненных и убитых им, но факты говорят сами за себя. Получив из рук пораженного тяжким недугом Ленина напрочь разрушенную страну, он превратил ее в великую индустриальную державу и одержал победу в самой страшной войне. Именно он спас мир от «коричневой чумы», благодаря чему и стал самым влиятельным политиком в мире, с которым считались даже те, кто долгое время видел в нем калифа на час.
И что бы там ни говорили, именно победа в войне явилась той вершиной, на которую поднялся Сталин в своих отношениях с народом. Ему было прощено многое, и в созданном вокруг него культе вождя нации и наследника русских царей он стоял уже несравненно выше Сталина-вождя революции и наследника Ленина...
Почти всю осень 1945 года Сталин провел на юге. После долгой и тяжелой войны ему хотелось хоть на какое-то время расслабиться и подлечиться. «Он, — вспоминала дочь Сталина Светлана, — постарел. Ему хотелось покоя. Он не знал порою, чего ему хотелось...» Но, увы... по-настоящему ему отдохнуть так и не удалось. И началось все с того, что оставленный им на хозяйстве Молотов дал разрешение на публикацию в советской прессе выдержки из речи Черчилля, где тот высоко отзывался о СССР и Сталине и по достоинству оценивал их огромный вклад в общую победу.
Вождю черчиллевские дифирамбы не понравились, и он дал гневную телеграмму в Москву: «Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалениями России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР... Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны xерчиллей, nрумэнов, бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными...»
Однако Молотов не внял грозному предупреждению и на приеме в Кремле пообещал иностранным корреспондентам устранить «русскую цензуру» на «условиях взаимности». В большей степени это обещание так и осталось обещанием (хотя цензоры и перестали вычеркивать некоторые слова), тем не менее многие иностранные журналисты увидели в начинании Молотова начало перемен. И во весь голос заговорили о скором возвращении Молотова на пост главы правительства. Иначе говоря, на место Сталина, который был, по их же словам, стар и болен.
Сталин потребовал объяснений и чуть ли не на следующий день получил от Молотова, Берии, Маленкова и Микояна уверения в том, что во всем виноваты сотрудники отдела печати Наркомата иностранных дел. Что же касается обещания Молотова ослабить цензуру, то, судя по клятвам Вячеслава Михайловича, ничего подобного он не говорил, и все это было измышлением западной прессы.
С цензурой же все было в порядке, и она как не пропускала, так и впредь не пропустит ни одного свободного слова, ни единой свободной или крамольной (что, по сути, одно и то же) мысли. И в чем-чем, а в этом товарищ Сталин может быть уверен...
Но, увы... товарищ Сталин уверен не был. Нет, не в цензуре, а в самом Молотове. О чем и сообщил Маленкову, Берии и Микояну. «Вашу шифровку получил, — с явным раздражением писал он. — Я считаю ее совершенно неудовлетворительной. Она является результатом наивности трех, с одной стороны, ловкости рук четвертого члена, то есть Молотова, с другой стороны...
Молотов не мог не знать, что пасквили на Советское правительство, содержащиеся в этих сообщениях, вредно отражаются на престиже и интересах нашего государства. Однако он не принял никаких мер, чтобы положить конец безобразию, пока я не вмешался в это дело. Почему он не принял мер? Не потому ли, что Молотов считает в порядке вещей фигурирование таких пасквилей особенно после того, как он дал обещание иностранным корреспондентам насчет либерального отношения к их корреспонденциям?
Никто из нас не вправе единолично распоряжаться в деле изменения курса нашей политики. А Молотов присвоил себе это право. Почему? На каком основании? Не потому ли, что пасквили входят в план его работы?.. До вашей шифровки я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно. Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов.
Я не могу считать такого товарища своим первым заместителем. Эту шифровку я посылаю только вам троим. Я ее не послал Молотову, так как я не верю в добросовестность некоторых близких ему людей. Я вас прошу вызвать к себе Молотова, прочесть эту мою телеграмму полностью, но копии ему не передавать».