Сталин. По ту сторону добра и зла

В 1937 году Сталин заключил с Чан Кайши соглашение, в котором он признавал его национальным лидером и сумел обеспечить безопасность своих восточных границ. Ну а поскольку и после победы над Японией ничто не предвещало скорых изменений в Китае, Сталин заключил с Чан Кайши новый договор о дружбе и союзе. Пусть и весьма неохотно, но компартия Китая признала независимость Монголии под протекторатом Москвы, уступила собственность на Маньчжурскую железную дорогу и портовые сооружения в Дайрене и военно-морскую базу в Порт-Артуре.

Однако Сталина мало волновали чувства Мао, и он настаивал на том, чтобы коммунисты возобновили сотрудничество с Чан Кайши времен войны и всячески отговаривал их от идеи превращения Китая или даже его части в коммунистическое государство. Стараясь таким образом, всячески ослабить подозрения американцев и избежать продления сроков пребывания их войск на территории страны.

Однако сам Мао, который куда лучше Сталина знал слабость националистического режима Чан Кайши, считал, что Сталин преувеличивает обязательства американцев и совершенно не понимает той силы, которую представляли коммунисты в Китае. Что, в конце концов, признал и сам Сталин, который в беседе с Джиласом сказал: «Когда закончилась война с Японией, мы пригласили китайских товарищей договориться о том, как нам найти modus vivendi с Чан Кайши. На словах они с нами согласились, но фактически, когда вернулись домой, сделали по-своему. Они отмобилизовали армию и перешли в наступление. События показали, что правы были не мы, а они».

Да, все так, и Сталин действительно не ожидал ни столь крупных успехов коммунистов, ни того, что Вашингтон допустит подобное развитие событий.

* * *

1 октября 1949 года была провозглашена Китайская Народная Республика, и один из самых выдающихся политических деятелей Китая Чан Кайши был вынужден перебраться на Тайвань.

На следующий день «Правда» без особого восторга сообщила о событиях в Китае. Столь замедленная реакция Москвы означала только одно: Сталин не собирался придавать победе китайских коммунистов очень уж важного значения, и в дни подготовки к его юбилею ему совсем не хотелось во весь голос славить еще одного коммунистического лидера. Похоже, в те дни он больше думал не о новой победе коммунистов, а о том, насколько управляемы эти самые коммунисты будут. Китай не Югославия, и считаться с ним придется всем.

Что же касается самого Мао, то, натолкнувшись на откровенное американское неприятие, он сделал окончательный выбор в пользу Советского Союза. Впрочем, ничего другого ему и не оставалось. Именно победивший в войне Советский Союз должен был стать для него на первое время своеобразным щитом, укрывшись которым, он смог бы наконец заняться мирным строительством.

Сталин пригласил Мао на юбилей, и, как говорили, ожидал встречи с китайским лидером с некоторым беспокойством. В свое время он много писал о Китае и его революции, но совершенно не знал ни истории, ни культуры этой восточной страны. И направлявшийся в Москву восточный владыка представлял для него определенную загадку.

Ожидая этой встречи, Сталин не мог не задаваться естественным для него вопросом: кем же он был, этот самый Мао? Развлекавшийся марксизмом оригинал? Если так, то с ним будет трудно. Второй Тито, чья вызывающая непокорность привела к тому, что Югославия оказалась в полной изоляции от коммунистического лагеря и добавила ему головной и душевной боли? Головной — за страну, душевной — за себя самого, давно уже отвыкшего от какого бы то ни было неповиновения.

Если так, то тоже ничего хорошего. Мао являлся вторым по значимости лидером коммунистического мира и одним из немногих, кто пришел к власти без помощи Кремля. А чем это кончалось, Сталин уже успел познать на примере той же Югославии. Помимо всего прочего, Мао испытывал самые отрицательные чувства к учившимся в Советском Союзе китайским студентам. Да и его полнейшее безразличие к своему соседу во время наступления немцев на Москву не могло не вызывать у Сталина известной настороженности к нему.

Вряд ли какие-то особенно дружеские чувства по отношению к советскому вождю испытывал и сам Мао. И по сей день тот не верил в его силу и подписывал договоры с его злейшим врагом. К сожалению, их встречи не протоколировались, и восстановить их можно только по рассказам известного советского китаеведа Н.Т. Федоренко, который выступал в роли переводчика, и кое-каким воспоминаниям принимавших в них участие людей.

Не было и киносъемок, а было бы очень интересно взглянуть, как вели себя эти совершенно разные по своей культуре и менталитету лидеры огромных стран. Особенно если вспомнить, что Мао любил сыпать цитатами из Конфуция, а прекрасно помнивший классику марксизма-ленинизма Сталин предпочитал в то время цитировать только самого себя.

Сталин принял Мао в присутствии членов Политбюро. Он поприветствовал его как «лучшего сына китайского народа» и повторил ту самую фразу, которую совсем недавно говорил Лю Шаоци:

— Теперь вы — победитель, а победитель всегда прав. Так уж повелось...