Сталин после войны. 1945 -1953 годы

Так вот и спрашивается, почему министр ГБ С.Д. Игнатьев и особенно его партийный куратор Н.С. Хрущев столь неукоснительно выполняли упомянутое выше постановление сессии Совета НАТО и так носом рыли землю, дабы разжечь пламя антисемитизма в стране, что даже не побоялись подставить самого Сталина, а затем не побоялись убить и его, едва только он организовал тщательную проверку этого дела силами трех независимых экспертов?! Ведь ни к какому иному выводу, кроме как к конкретно существовавшему закулисному сговору Хрущева и K° с влиятельными силами Запада эти факты не приведут! Более того. Подлинным агентом империализма были именно Хрущев и K°, а не облыжно обвиненный в этом, да и то спустя полгода после подлого убийства Л.П. Берия.

Видите, какая она, подлинная правда о якобы планировавшейся депортации еврейского населения. Только вот где тут ярая юдофобия и антисемитизм Сталина?!

Миф № 182. Сталин не любил общаться с представителями интеллигенции

Миф № 183. Сталин презирал и ненавидел интеллигенцию, особенно творческую.

Миф № 184. Сталин не оказывал серьезной поддержки интеллигенции и всячески ее третировал.

Миф № 185. Сталин не разбирался в вопросах литературы, искусства, музыки.

Миф № 186. Сталин любил стравливать представителей интеллигенции между собой.

Кто персонально стряпал эти глупые мифы — сказать не представляется возможным. Впрочем, кто изобрел и когда изобрел — не в этом дело. Суть в ином, а именно имели ли место презрение и ненависть Сталина к интеллигенции вообще и, к творческой, в частности, оказывал или не оказывал он помощь интеллигенции и т. д. При ответе на эти вопросы есть два пути. Либо замучить читателя цитированием всевозможных партийно-правительственных документов, свидетельствующих об особо нежном, уважительном отношении и постоянной заботе Сталина (и его соратников) к интеллигенции, в том числе и творческой. Либо привести мнение такого представителя творческой интеллигенции, который на себе, но от имени всей советской творческой интеллигенции сталинского периода испытал подлинное отношение Сталина к интеллигенции и который одновременно являлся бы непререкаемым авторитетом для многих поколений отечественной интеллигенции, да и не только для нее. Откровенно говоря, лично мне по душе второй путь. Он не только более объективный и не скучный, но и более привычный для многих читателей. Ведь в обычной своей жизни мы же очень часто прибегаем к ссылкам на авторитетное мнение того или иного знатока того или иного вопроса. И всем становится все ясно. К тому же и гениальный русский поэт А.С.Пушкин, помнится, говаривал, что «устные свидетельства об исторических личностях точнее говорят о времени, нежели труды самых добросовестных историков».

Так что не без удовольствия предоставляю слово выдающемуся советскому писателю Константину Михайловичу Симонову. Причем не без умысла следующего содержания. За свою творческую жизнь К.М. Симонов прошел как минимум три этапа в отношении к Сталину. От характерного для 1930-х гг. обожания через разочарование под влиянием XX съезда КПСС до преисполненного мудростью прожитых лет объективного взгляда на минувшее и людей минувшего, в том числе и на Сталина. Именно поэтому предлагаю отрывки из завершающей его жизненный и творческий путь книги «Глазами человека моего поколения» (М., 1989, с. 124–136, 159–160,161-168).

Тринадцатого мая (1947 г. — А. М.) Фадеев, Горбатов и я были вызваны к шести часам вечера в Кремль к Сталину. Без пяти шесть мы собрались у него в приемной в очень теплый майский день, от накаленного солнцем окна в приемной было даже жарко. Посредине приемной стоял большой стол с разложенной на нем иностранной прессой — еженедельниками и газетами. Я так волновался, что пил воду.