Сталин после войны. 1945 -1953 годы

Надеюсь, теперь понятно, что обвинения в шпионаже не были пустопорожними. Вместе с тем хотелось бы сразу же предупредить тех, кто решит усмотреть в этом основание для тезиса о «зловредности евреев». Использование в разведывательных целях этнических диаспор в других странах чрезвычайно характерно практически для всех разведок мира, тем более крупнейших. Это один из важнейших методов работы практически всех разведок мира, это их важнейшая вербовочная база. Так что евреи в этом отношении отнюдь не одиноки. Потому и не следует усматривать в этом какую-либо особую зловредность евреев. Это в корне будет неверно. Напротив, необходимо с должным уважением изучать их богатейший опыт, дабы эффективно применять аналогичные приемы и методы в интересах своей Родины, а, при возникновении необходимости, и противостоять попыткам что-либо выведать у нас.

Ну и, в-третьих. Ни в коей мере и ни при каких обстоятельствах нельзя расценивать исследуемые факты как проявление антисемитизма, тем более на государственном уровне. Еще раз напоминаю, что, по мнению прекрасного знатока еврейского вопроса в сталинское время Жореса Медведева, — «ни антисемитом, ни тем более юдофобом Сталин не был. Юдофобия — это болезненная ненависть к любому представителю еврейской нации… У Сталина этого не было. Нет ни одного высказывания — ни в официальных его выступлениях, ни в архивных документах, которое можно было бы процитировать как антисемитское». Ч т о же до тех дел, по которым фигурантами являлись евреи, то, по справедливому мнению Ж. Медведева, необходимо рассматривать их не с позиций якобы имевшей место сталинской юдофобии, а только с позиций внешней и внутренней политической конъюнктуры того времени, что он настоятельно всем и рекомендует.

Поражение Германии в войне и создание государства Израиль (которое, кстати говоря, первым-то признал именно Советский Союз. — A.M.) лишали Еврейский антифашистский комитет его основных задач. Поэтому после войны для членов ЕАК основным делом стал сбор документальных материалов для «Черной книги» о злодеяниях фашистов против евреев (эта идея возникла независимо у многих — в том числе у А. Эйнштейна, И. Эренбурга и др.). Эренбург, создававший эту книгу вместе с В. Гроссманом, хотел ее издать и на русском языке. Однако это не было в русле интересов советского правительства и фактически выходило за рамки полномочий ЕАК.

Небольшой комментарий. Может показаться довольно странным утверждение С. Мирони-на о том, что публикация «Черной книги» была не в русле интересов советского правительства. Но это действительно было так. И вот почему. Как известно, основную тяжесть войны и страданий в Великой Отечественной войне вынесли славянские народы СССР, прежде всего великий русский народ. Хотя бы, например, потому, что даже сугубо географически гитлеровская агрессия тяжеленным катком прошлась по ареалу именно их проживания на советской территории. И понесенные славянскими народами СССР жертвы беспрецедентно огромны. С этим, надо полагать, никто спорить не будет. Это с одной стороны. С другой же, в первый послевоенный период признавался уровень потерь Советского Союза в войне в количестве 6–7 млн человек. Главным образом это происходило по политическим мотивам, хотя и бытовавшую тогда неосведомленность об истинном уровне потерь тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ведь перепись-то населения была проведена не сразу после войны, а чуть позже (правда, в узком кругу Сталин говаривал, что война выбила примерно 30 млн человек). Так вот, в такой ситуации публикация «Черной книги», в которой достаточно точно указывались цифры замученных и расстрелянных гитлеровцами советских евреев — примерно один миллион человек, — привела бы к обратному эффекту, то есть не к необходимому человеческому состраданию, а, наоборот, к взрыву бытовой юдофобии. Потому что при всем том, что славные сыны еврейского народа тоже принимали активнейшее участие в войне и проявили себя на полях сражений как храбрые и мужественные воины, 108 из которых были удостоены звания Героя Советского Союза,[6] публикация «Черной книги» сформировала бы в общественном сознании СССР, мягко говоря, не совсем точное впечатление о значимости и тяжести понесенных евреями жертв в войне. Если официально признававшаяся тогда цифра потерь в войне составляла 6–7 млн человек, то вышло бы, что каждый шестой-седьмой погибший в войне — еврей.