Сталин против Лубянки. Кровавые ночи 1937 года

Ежов первое время вроде бы тоже планировал использовать Буланова как помощника: 28 ноября 1936 г. тот по его представлению был даже награжден высшей на тот момент советской наградой – орденом Ленина. Но все же Ежов заменил Буланова его заместителем Дейчем, а самого Буланова решил использовать в несколько ином качестве: как сообщника Ягоды по террористической деятельности. С этой целью Буланова начали интенсивно допрашивать о том, как он якобы получил от Ягоды отравляющее вещество и передал его Саволайнену для отравления Ежова. Поскольку быстро получить от него признание оказалось невозможно, были составлены поддельные протоколы с «признаниями» Ягоды и Буланова, предъявленные Саволайнену. Кроме того, изготовили фальшивый протокол допроса Ягоды, где было написано, что он поручил изготовление раствора ртути, который можно было распылить в кабинете Ежова, знаменитому биохимику профессору Збарскому, известному тем, что он бальзамировал тело В.И. Ленина. Збарского под страхом ареста в качестве соучастника Ягоды заставили помочь Николаеву-Журиду в фальсификации еще одного доказательства: глубокой ночью с 9 на 10 апреля – через сутки после ареста и допроса Саволайнена – они втерли в ткань занавесок и обивку кресла в кабинете Ежова раствор ртути; члены экспертной комиссии – известные ученые – заранее были доставлены в здание НКВД и ожидали возможности войти в кабинет для осмотра; ближе к утру их пригласили, и они дали заключение о том, что в обстановке кабинета имеется содержание ртути.

Так в деле Ягоды появилось единственное документальное доказательство. Его следовало подкрепить показаниями Саволайнена и Буланова. Шестидесятилетнего Саволайнена стали ежедневно избивать, а однажды в кабинет вошел Фриновский и объявил едва живому от побоев пожилому человеку: «Нужно сознаваться, а потом поговорим о твоей судьбе». Не выдержав, Саволайнен подписал требуемые показания. Следующим сдался Буланов: он подписал признательные показания на допросе у Ежова, который обещал за это сохранить ему жизнь [330] . Оставалось получить признание Ягоды. Однако ни очная ставка с Булановым, ни вызов на допрос к Ежову не дали ожидаемых результатов. Коган, один из вновь назначенных начальников отделений в секретно-политическом отделе, подготовил протокол допроса Ягоды, где содержался подробный рассказ о том, как тот пытался убить Ежова с помощью Буланова и Саволайнена, протокол отредактировал его шеф Курский, однако возникла заминка с подписанием: Ягода категорически отказывался это сделать.

Теперь, после отъезда из Москвы Миронова, к Ягоде стали применять физические меры воздействия при допросах (об этом впоследствии дал показания, будучи арестован, руководитель следствия по делу Ягоды Николаев-Журид). В этом существовала своя закономерность: ведь еще недавно с высоты своего положения Ягода со свойственной ему грубостью называл Николаева-Журида евдокимовской шлюхой332 и грозился, что ему «свернет шею» [331] . Поэтому неудивительно, что Николаев-Журид, как и другие ранее обиженные Ягодой, воспользовались случаем «обломать рога», как он выражался, бывшему наркому. Фриновский в своем кругу любил рассказывать об этом, например, так: «Ягода не соглашался дать нужные показания. Об этом доложили Сталину. Сталин спросил:

– А кто его допрашивает?

Ему сказали.

Сталин усмехнулся, пососал трубку, прищурил глаза.

– А вы, – говорит, – поручите это Евдокимову.

Евдокимов тогда уже никакого отношения к допросам не имел, он уже в НКВД не работал. Сталин его сделал членом ЦК, первым секретарем Ростовского обкома партии. Его разыскали, вызвали. Он выпил стакан водки, сел за стол, засучил рукава, растопырил локти – дядька здоровый, кулачища во!

Ввели Ягоду, – руки за спину, штаны сваливаются (пуговицы, разумеется, спороты).

Когда Ягода вошел и увидел Евдокимова за столом, он отпрянул, понял все. А Евдокимов:

– Ну, международный шпион, не признаешься? – И в ухо ему… Сталин очень потешался, когда ему это рассказали, смехом так и залился…» [332] .