Сталин против Троцкого

– Передайте своему другу Мариенгофу, – сказал Троцкий, – что он слишком рано прощается с революцией. Она еще не кончилась. И вряд ли когда-нибудь кончится. Потому что революция – это движение. А движение – это жизнь».

В этой стихии «вечного движения» Есенин чувствовал себя как рыба в воде. Поэта любят изображать эдаким пастушком с тальянкой. На самом-то деле Есенин был убежденным революционером. Путался в «измах» – это да. Так кто в них в то время не путался?

С этой же точки зрения имеет смысл посмотреть на его дружбу с сотрудником Троцкого Блюмкиным. Принято считать, что его приставили следить за Есениным.

Вот тут пора рассказать о вранье, про которое «все знают». В то время Блюмкин не был чекистом. После убийства Мирбаха[55] в 1918 году он долго скрывался, потом вернулся, сдался с повинной и был прощен. Но в ОГПУ он снова вступил лишь в 1925 году. Блюмкин всего лишь работал в секретариате Льва Давидовича. Но, разумеется, в компании литераторов «гнул пальцы». Редкое дело, что ли? В 90-е многие, трудившиеся шестерками по присмотру за ларьками, при общении вне бандитской среды строили из себя крутых авторитетов. Да и ранее я видел мелких комитетских стукачей, изображавших из себя крутых оперов. Откуда родился миф? Да просто при СССР «все знали», что Блюмкин – чекист. Репутация – великая вещь. Помните, как дон Румата у Стругацких изображал великого ходока по женщинам? К этому подверстывался старательно культивируемый среди интеллигенции ужас перед «кровавой гэбней». Но сегодня архивы-то открыты. И биография этого товарища известна точно.

Даешь революцию!

В 1923 году троцкизм стал приобретать черты массового движения. Идеи у Троцкого были все те же.

«Новый период открытых революционных боев за власть неизбежно выдвинет вопрос о государственных взаимоотношениях народов революционной Европы. Единственным программным решением этого вопроса являются Европейские Соединенные Штаты».

Уже неоднократно упоминалось о том, что партия большевиков отнюдь не была единой. Все противоречия пытались сгладить. Но они нарастали. Подробности этих разборок рассказывать нет смысла. Суть же была в том, что Троцкий стал откровенно противопоставлять себя «триумвирату» – Сталину, Каменеву и Зиновьеву. На XII съезде РКП(б) (17–25 апреля 1923 года) схватка пошла в открытую.

В. В. Косиор на съезде заявил: «Десятки наших товарищей стоят вне партийной работы не потому, что они худые организаторы, не потому, что они плохие коммунисты, но исключительно потому, что в различное время и по различным поводам они участвовали в тех или иных группировках, что они принимали участие в дискуссиях против официальной линии, которая проводилась Центральным Комитетом… такого рода отчет можно было бы начать с т. Троцкого, такого рода отчет можно было бы закончить т. Шляпниковым и другими членами „рабочей оппозиции“».

Сталин не остался в долгу: «Я должен опровергнуть это обвинение… Разве можно серьезно говорить о том, что т. Троцкий без работы? Руководить этакой махиной, как наша армия и наш флот, разве это мало? Разве это безработица? Допустим, что для такого крупного работника, как т. Троцкий, этого мало, но я должен указать на некоторые факты, которые говорят о том, что сам т. Троцкий, видимо, не намерен, не чувствует тяги к другой, более сложной работе».

Прошелся он и по нежеланию Троцкого становиться заместителем Ленина. Лев Давидович заявил, что если он, дескать, станет замом, то на этом закончится его карьера как советского работника. Сталин ответил: «Мы еще раз получили категорический ответ с мотивировкой о том, что назначить его, Троцкого, замом – значит ликвидировать его как советского работника. Конечно, товарищи, это дело вкуса. Я не думаю, чтобы тт. Рыков, Цюрупа, Каменев, став замом, ликвидировали бы себя как советских работников, но т. Троцкий думает иначе, и уж, во всяком случае, тут ЦК, товарищи, ни при чем. Очевидно, у т. Троцкого есть какой-то мотив, какое-то соображение, какая-то причина, которая не дает ему взять, кроме военной, еще другую, более сложную работу». Эта часть выступления Сталина также не вошла в официальную стенограмму съезда. Хотя Троцкий не объяснил на съезде, какое «соображение», какая «причина» и какой «мотив» не позволяют ему взять другую работу, он дал понять, что ему есть что сказать, ограничившись замечанием, что «съезд – это не то место… где такого рода инциденты разбираются».