«В то время как целая плеяда ярких трибунов революции, подобных которым Европа не видела со времен Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, красовались перед огнями рамп, Сталин продолжал вести свою работу в тени кулис».
Итак, массовой газетной кампании не состоялось. Но большевики все же крупно получили по рогам. Партии был нанесен сильный удар. Их штаб в особняке Ксешинской был разгромлен, множество большевиков арестовано. «Правда» была закрыта, хотя на самом-то деле она продолжала выходить под разными названиями («Листок „Правды“», «Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий», «Рабочий путь»). И все прекрасно это знали. Одновременно Временное правительство обновилось – большинство в нем стали составлять левые – эсеры и меньшевики, председателем стал Керенский.
Ленин скрылся – сначала в Разлив, в знаменитый шалаш, потом в Финляндию. К Сталину у властей никаких претензий не было. 15 июля в кронштадтской газете «Пролетарское дело» он писал: «Первая заповедь – не поддаваться провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием, беречь силы для грядущей борьбы, не допускать никаких преждевременных выступлений. Вторая заповедь – теснее сплотиться вокруг нашей партии, сомкнуть ряды против ополчившихся на нас бесчисленных врагов, высоко держать знамя, ободряя слабых, собирая отставших, просвещая несознательных».
Голая суть следующая: этот тайм мы проиграли, так что не делайте резких движений. Будем готовиться к следующему.
А вот что касается Троцкого… Напомню, членом РСДРП(б) он не являлся. Однако Троцкий отправился в «Кресты» чуть ли не добровольно. 23 июля он был арестован, а 2 сентября – выпущен под залог в три тысячи рублей.
Троцкий был и против ухода Ленина в подполье.
«Он считал, что Ленину нечего скрывать, что, напротив, важно изложить свои взгляды перед публикой. Таким образом он может лучше послужить делу, чем бегством, которое лишь усилит неблагоприятное впечатление… Каменев поддерживал Троцкого и решил подвергнуться заключению».
А вот Сталин был резко против. Возможно потому, что понимал – никакого суда не будет!
Вообще-то с сидением большевиков в «Крестах» связано очень много вопросов. Ведь что должно по логике делать Временное правительство? Дожимать ситуацию – начинать активные следственные действия по поиску «немецкого следа» – с широким освещением этого в печати. А что вышло? Следствие практически и не начиналось. С большевиков сняли первый допрос. И – все! То ли «доказательства» были настолько убогие, что предъявлять их в процессе следствия не решились. (Керенский-то был адвокатом с очень серьезным практическим опытом.) То ли – большевики (Сталин) много знали и о членах Временного правительства. А знать они могли немало. К примеру, тот же Керенский до Февраля был очень небогатым человеком. А после его бегства в ноябре 1917 года на счетах министра-председателя обнаружили полтора миллиона рублей. И это только то, что нашли. Времена были тогда демократические до полного абсурда, провести закрытый суд не имелось никакой возможности. А вот что сказали бы большевики на суде… Скорее всего, Временное правительство рассчитывало подержать арестованных какое-то время, пока влияние их партии не сойдет на нет, – а потом по-тихому выпустить.
Кстати, в борьбе с большевиками Керенский угодил в яму, которую сам себе вырыл. Еще в апреле 1917-го, будучи министром юстиции, он своей властью полностью развалил полицию, не говоря уже об Отдельном корпусе жандармов и охранке. К примеру, пользоваться данными осведомителей было запрещено. «Это недостойные методы для демократической страны», – заявил Александр Федорович. Взамен вообще ничего не было создано. Единственной оставшейся спецслужбой была армейская контрразведка. Но, во-первых, она и при царе отличалась исключительной бездарностью, а во-вторых, у этой службы все-таки иная специфика. Так что бороться с партией, имеющей громадный подпольный опыт, было просто некому.
Между тем поражение большевиков оказалось только кажущимся. Хотя их противники ликовали, полагая: большевики повержены в прах. Но это свидетельствовало лишь о том, что они ни черта не разбирались в происходивших событиях. Такое состояние умов Ленин остроумно назвал «парламентским идиотизмом». То есть люди не видели ничего дальше своих заседаний, прений и голосований.