Тем временем события в Германии развивались вовсе не так, как планировали в Москве. В 20-х числах октября в Саксонию и Тюрингию были направлены войска рейхсвера для разгона местных левых правительств. Руководство КПГ решило воздержаться от выступления. Лишь местное отделение КПГ в Гамбурге под руководством Эрнста Тельмана, не получив своевременного сигнала отбоя, 23 октября начало восстание, но в течение недели оно было подавлено. Революция в Германии, на которую Троцкий возлагал немалые надежды, не состоялась.
Поскольку актуальность отстранения руководства, которое могло помешать наступлению Красной Армии в Германию, пропала, Троцкий решил воздержаться от каких-либо действий и выждать более удобный момент. Он объявил, что сильно простудился во время охоты на уток в октябре под Москвой (хотя, как известно, подмосковные утки задолго до октября уже улетают). К тому же болезнь Троцкого не была столь уж серьезной, чтобы оставаться в постели. Между тем члены политбюро все активнее требовали от Троцкого решительного осуждения «Письма 46». Сталин ставил вопрос ребром: «За кого же в конце концов Троцкий – за ЦК или за оппозицию?… Говорят, что Троцкий серьезно болен. Допустим, что он серьезно болен. Но за время своей болезни он написал три статьи и четыре новые главы только что вышедшей его брошюры. Разве не ясно, что Троцкий имеет полную возможность написать в удовлетворение запрашивающих его организаций две строчки о том, что он – за оппозицию или против оппозиции?»
Молчание Троцкого затягивалось, и он рисковал утратить поддержку и среди своих сторонников. Между тем в 1923 году Троцкий мог по-прежнему рассчитывать на существенную поддержку. Следует учесть, что число большевиков-подпольщиков, которые помнили дореволюционную борьбу Ленина с Троцким, уменьшалось, и их доля в рядах партии постоянно сокращалась и составила в 1923 году менее 12%. Зато доля тех, кто вступил в партию после 1917 года, когда имя Троцкого звучало постоянно рядом с именем Ленина, составила 88%. Следует также учесть, что в «пролетарской партии» представители «трудящихся масс» были в меньшинстве. Хотя формально «рабочие» в партии составляли 44,9%, на самом деле многие из них были «рабочими» лишь по своему социальному происхождению, а «рабочих от станка» в партии было 17%. Троцкий был особенно популярен среди молодых большевиков, которые с 1917 года перешли из рядов рабочих в служащих советского и партийного аппарата. Их командные методы работы сформировались в годы «военного коммунизма». Они с трудом приспосабливались к нэпу, и многие из них жаждали возвращения к «славным временам» Гражданской войны.
Велика была поддержка Троцкого и в Красной Армии. В 41-м параграфе устава Красной Армии, утвержденного в 1922 году, излагалась политическая биография Троцкого, завершавшаяся словами: «Тов. Троцкий – вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики». Такая установка позволяла представить политических противников Троцкого как врагов Советской власти, подлежащих разгрому и уничтожению. Поскольку сокращение армии, начавшееся в мирное время, угрожало положению ряда командиров и политработников, некоторые из них с надеждой ждали от Предреввоенсовета сигнала к бою за победу мировой революции и готовы были поддержать его в борьбе за власть.
Опираясь на своих сторонников, Троцкий в начале декабря 1923 года возобновил свою атаку, выступив на одном из районных собраний в Москве с изложением содержания своей брошюры «Новый курс». На сей раз Троцкий не требовал милитаризации жизни страны, а объявлял главной угрозой для партии «опасность консервативно-бюрократической фракционности». Троцкий призывал: «Вывод только один: нарыв надо вскрыть и дезинфицировать, а кроме того, и это еще важнее, надо открыть окно, дабы свежий воздух мог лучше окислять кровь». В своей брошюре Троцкий бросил фразу, ставшую крылатой: «Молодежь – вернейший барометр партии – резче всего реагирует на партийный бюрократизм». Противопоставляя «молодежь» «старым кадрам», Троцкий умело играл на амбициях «новичков», вступивших в партию после 1917 года.
В эти дни сторонники Троцкого обратились за поддержкой к партийной студенческой молодежи. В высших учебных заведениях Москвы начались жаркие и продолжительные дискуссии между сторонниками ЦК и троцкистами. Прибыв в Москву из Ростова в конце ноября 1923 года, А.И. Микоян обнаружил, что в Московском государственном университете «с утра до позднего вечера, с небольшим перерывом… проходили очень шумные и бурные, иногда беспорядочные выступления… Сторонников линии ЦК среди выступавших было очень мало… Нападки же на линию партии были весьма резки. Я был удручен атмосферой, царившей на этих собраниях».