Сталин: тайны власти

Причина проблематичности даже обычных консультаций с польским эмигрантским правительством крылась в твердой, категоричной позиции последнего в вопросе о восточной границе. Позиции, которую в немалой степени упрочило не что иное, как советско-польское соглашение, подписанное премьер-министром В. Сикорским и послом И.М. Майским в присутствии Черчилля и Идена в Лондоне 30 июля 1941 г. Его первый, а потому и основополагающий пункт недвусмысленно гласил: «Правительство СССР признает советско-германские договоры 1939 г. относительно территориальных перемен в Польше утратившими силу»^[7]. Тем самым Москва сама признала юридическую отныне несостоятельность границы, установленной в сентябре 1939 г., необходимость в будущем вести переговоры для ее определения.

Стремясь не просто достигнуть примирения, но и установить самые тесные дружественные отношения со своим соседом, оккупированным врагом, Кремль предпринимал все возможные меры: 14 августа было заключено военное соглашение с Польшей, предусматривавшее формирование на территории СССР польской армии, для чего правительству Владислава Сикорского предоставили заем в 300 млн. рублей и объявили амнистию всем польским гражданам, содержавшимся в заключении. 4 декабря была подписана совместная декларация о дружбе, провозглашавшая, что оба государства будут вести войну до полной победы.

Однако все это ничуть не повлияло на настроения, господствовавшие в политических кругах польской эмиграции. Открытые антисоветские взгляды там были настолько сильны, что Сикорскому пришлось уже 30 января 1942 г. подготовить циркуляр, призванный нейтрализовать влияние представителей «санации». «Безответственные личности среди польского общества в Великобритании, — писал премьерминистр, — атаковали и все более атакуют польско-советское соглашение. Эти личности не брезгуют ничем, используя эмоциональный подход некоторых поляков к России, не останавливаясь перед разглашением тайных официальных документов, что может послужить только на руку Германии». А далее Владислав Сикорский не только осуждал, но и требовал: «Все польские граждане, независимо от своего личного отношения к Советской России, ее строю, политике и экономике, которые, заметим, обнаруживают немало положительных черт, должны быть, безусловно, подчинены польским национальным интересам. А они требуют по меньшей мере воздержаться от высказывания всяких недоброжелательных суждений о СССР»^[8].

Между тем Сикорский, оказываясь во все большей изоляции и в самом правительстве, и в генералитете, вынужден был лавировать, открыто выступая сторонником нерушимости границ довоенной Польши. Он попытался склонить Черчилля к отказу от линии Керзона как этнического рубежа на востоке. Не встретив понимания у британского премьера, генерал в марте 1942 г. вылетел в Вашингтон, надеясь добиться поддержки со стороны администрации Рузвельта, но и там не добился успеха. Колебания же Сикорского, его попытка совместить несовместимое — сохранять дружественные отношения с Москвой, и противостоять ей в вопросе о границах — привели к трагическому результату. Его старый политический противник генерал В. Андерс, командующий формировавшейся в Советском Союзе польской армией, уже в марта 1942 г. настоял на выводе на Ближний Восток отдельных подчиненных ему наиболее боеспособных частей. А затем, глубоко убежденный в скором и неизбежном поражении СССР, вынудил советское правительство 13 июля того же года согласиться на эвакуацию через Красноводск в Иран польской армии уже в полном составе. Тогда же прекратилось и только что наладившееся сотрудничество Армии Крайовой (АК), подпольных вооруженных сил на территории Польши, с командованием Красной Армии.

Теперь советско-польские отношения стали чисто формальными, но такими они оставались недолго. После поражения в Сталинграде нацистская пропаганда решила использовать давно известный Берлину факт расстрела в Катыни польских генералов и офицеров, надеясь с помощью широкой шумной огласки добиться разрыва отношений, боевого союза СССР не только с Польшей, но и с Великобританией и США. Но провокация удалась лишь частично. 25 марта 1943 г. Молотов вручил Тадеушу Ромеру, послу Польши, ноту, в которой, в частности, отмечалось:

«В то время, как народы Советского Союза, обливаясь кровью в тяжелой борьбе с гитлеровской Германией, напрягают все силы для разгрома общего врага русского и польского народов и всех свободолюбивых демократических стран, польское правительство в угоду тирании Гитлера наносит вероломный удар Советскому Союзу. Советскому правительству известно, что эта враждебная кампания против Советского Союза предпринята польским правительством для того, чтобы путем использования гитлеровской клеветнической фальшивки произвести нажим на советское правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счет Советской Украины, Советской Белоруссии и Советской Литвы…» Подобная враждебная позиция дала Молотову основания объявить о разрыве дипломатических отношений между СССР и польским эмигрантским правительством ^[9].