Николай Кузнецов прожил короткую жизнь, в которой было, пожалуй, не меньше загадок, чем в его гибели. Одной из загадок было его поразительное знание немецкого языка при полном отсутствии систематического образования. Это превосходное владение немецким, достаточно странное у крестьянского сына, родившегося в заброшенной пермской деревеньке Зырянка, удачно сочеталось с его арийской внешностью и кличкой «Колонист». Скорей всего, Николай (или Никанор?) Кузнецов, действительно, происходил из семьи немецких колонистов и получил свою кличку не случайно.
Человек сомнительного национального и социального происхождения, исключенный из комсомола как сын кулака и «участник белой банды», Кузнецов в 1932 г. был арестован, но в том же году, без всяких причин, освобожден и направлен на работу на один из уральских заводов. В 1938 г. та же картина — арестован, неожиданно освобожден и направлен на работу… в контрразведку. Кузнецов объявился в Москве. Но теперь это был уже не Кузнецов, а некий Рудольф Шмидт — немец, эмигрировавший в Россию вместе с родителями еще в детском возрасте. Два года провел Кузнецов под личиной Рудольфа Шмидта — летчика-испытателя Московского авиационного завода № 22.
Тридцатилетний стройный блондин, завсегдатай театров, выставок, ресторанов, Рудольф Шмидт легко располагал к себе людей и стал заметной фигурой в московском светском обществе. Большую часть своего времени он проводил с сотрудниками германского посольства, которые очень симпатизировали молодому обрусевшему немцу, в карманах которого всегда водились деньги. Пользуясь этой «дружбой», Кузнецов сумел обеспечить техническому подразделению контрразведки свободный доступ во все резиденции германских дипломатов.
Талантливый актер, Кузнецов обычно вступал в контакт с обслугой одного из германских дипломатов и, дождавшись момента, когда дипломат будет в отъезде, выманивал обслугу из резиденции, давая этим возможность установить в пустующем помещении прослушивающую аппаратуру. Так, обаятельный герр Шмидт влюбил в себя тридцатилетнюю немку Марту — горничную германского военно-морского атташе Норберта Баумбаха. В один из вечеров, когда атташе был в отъезде, он пригласил фрейлейн Марту на долгую «романтическую» прогулку на катере по Москве-реке, оставив тем самым особняк Баумбаха без присмотра.
В другом случае, герр Шмидт сдружился с камердинером германского посла Гейнцем Флегелем и «еще более тесно» с его женой Ирмой. В отсутствие посла Флегель дал возможность симпатичному и щедрому другу семьи осмотреть апартаменты Шуленбурга, о чем «Колонист» немедленно доложил своему куратору капитану Василию Рясному, а Рясной, в свою очередь, представил соответствующий рапорт начальству.
Следующим шагом была установка аппаратуры. Для этой цели в один из рождественских вечеров, 28 декабря 1940 г., Рудольф Шмидт пригласил Гейнца Флегеля и его жену к себе на ужин.
На рапорте Рясного полустертая помета:
Товарищ Егоров, как видно, выполнил свою задачу успешно, так как в дальнейшем записи всех разговоров, происходивших в апартаментах Шуленбурга, исправно поступали в Кремль. Круглосуточное прослушивание разговоров сотрудников иностранных посольств, контроль дипломатической почты, информация, получаемая от иностранных дипломатов, давали возможность Сталину, вне зависимости от сообщений, поступающих из-за рубежа, быть в курсе всего, что касалось подготовки Германии к нападению.