Сталин (Том 1)

осведомленный О. Пятницкий решительно ничего не говорит об участии Сталина в подготовке съезда, а придворный историк Ярославский ограничивается пустой ссылкой на то, что работа Сталина на Кавказе "имела, несомненно, громадное значение" для съезда, но забывает указать, в чем именно это значение состояло. Между тем, из всего, что мы успели узнать до сих пор, положение выясняется полностью: после длительного выжидания Коба примкнул к большевизму лишь незадолго до съезда; он не принимал участия в кавказской ноябрьской конференции; не входил в созданное ею бюро и в качестве новичка, естественно, не мог претендовать на мандат. Делегация состояла из Каменева, Невского, Цхакая и Джапаридзе; они и возглавляли в тот период кавказский большевизм. Их дальнейшая судьба не безразлична для нашего повествования: Джапаридзе был расстрелян англичанами в 1918 году; Каменев расстрелян Сталиным; Невский им же объявлен "врагом народа" и исчез бесследно; уцелел лишь престарелый Цхакая, успевший пережить самого себя.

Централистические тенденции большевизма уже обнаружили на Третьем съезде и свою отрицательную сторону. В подполье успели сложиться "аппаратные" навыки. Наметился тип молодого бюрократа. Условия конспирации ставили, правда, формальной демократии (выборность, отчетность, контроль) весьма узкие пределы. Но несомненно, что комитетчики сужали эти пределы значительно больше, чем требовала необходимость, и предъявляли к революционным рабочим более строгие требования, чем к себе самим, предпочитая командовать и в тех случаях, когда нужно было внимательно прислушаться к массам. Крупская отмечает, что как в большевистских комитетах, так и на самом съезде, почти не было рабочих. Господствовали интеллигенты. "Комитетчик, -- пишет Крупская, -- был обычно человеком довольно самоуверенным; он видел, какое громадное влияние на массы имеет работа комитета; "комитетчик", как правило, никакого внутрипартийного демократизма не признавал; "комитетчик" всегда внутренне презирал немного "заграницу", которая с жиру бесится и склоки устраивает: "посадить бы их всех в русские условия"... Вместе с тем он не хотел новшеств. Приспособляться к быстро менявшимся условиям "комитетчик" не хотел и не умел". Эта осторожная, но очень мет

кая характеристика Кобы, который был комитетчиком par excellence. Уже в 1901 году на заре своей революционной работы он отбивался в Тифлисе от притязания рабочих на участие в комитете. В качестве "практика", т.е. политического эмпирика, он безразлично, а позже презрительно относился к эмиграции, к "загранице". Лишенный, к тому же, личных качеств для непосредственного воздействия на массы он с удвоенной силой держался за аппарат. Осью мирозданья был для него комитет: тифлисский, бакинский, кавказский, прежде чем стал ею Центральный Комитет. Приверженность к партийной машине разовьется в нем впоследствии с чрезвычайной силой; комитетчик станет сверхаппаратчиком, "генеральным секретарем", персонификацией бюрократии и ее вождем.

Чрезвычайно соблазнительно сделать по этому поводу то заключение, что будущий сталинизм был уже заложен в большевистском централизме или, более общо, в подпольной иерархии профессиональных революционеров. Однако при прикосновении анализа этот вывод оказывается очень беден историческим содержанием. В строгом отборе передовых элементов и их сплочении в централизованную организацию есть, конечно, свои опасности, корни которых надо искать, однако, не в "принципе" централизма, а в неоднородности и отсталости трудящихся, т.е. в тех общих социальных условиях, которые как раз и делают необходимым централистическое руководство классом со стороны его авангарда. Ключ к динамической проблеме руководства -- в детальных взаимоотношениях между аппаратом и партией, между авангардом и классом, между централизмом и демократией. Эти взаимоотношения не могут иметь априорно установленный и неизменный характер. Они зависят от конкретных исторических условий; их подвижное равновесие регулируется живой борьбой тенденций, которые, в лице крайних своих флангов, колеблются между аппаратным деспотизмом и импотентной расплывчатостью.

В брошюре "Наши политические задачи", написанной мною в 1904 г. и заключающей в себе немало незрелого и ошибочного в критике Ленина, есть, однако, страницы, дающие вполне правильную характеристику образа мыслей тогдашних "комитетчиков", которые "потеряли потребность опираться на рабочих после того, как нашли опору в "принципах" централизма". Та борьба, которую Ленину пришлось через год вести на съезде