сомненное соревнование, в которое втянуты были и комиссары. Коммунисты ставки поддерживали Вацетиса, члены Реввоенсовета Восточного фронта --Смилга, Лашевич, Гусев были целиком на стороне Каменева. Трудно сказать, кто из двух полковников был даровитее. Оба обладали несомненными стратегическими качествами, оба имели опыт великой войны, оба отличались оптимистическим складом характера, без чего командовать невозможно. Вацетис был упрямее, своенравнее и поддавался несомненно влиянию враждебных революции элементов. Каменев был несравненно покладистее и легко поддавался влиянию работавших с ним коммунистов. Восточный фронт был, так сказать, первенцем Красной армии. Он был снабжен всем необходимым в том числе и коммунистами, больше чем какой-либо другой из фронтов. Адмирал Колчак считался в тот период, и вполне основательно, главным врагом. Он доходил до Казани, угрожал Нижнему Новгороду, откуда открывался прямой путь на Москву. Немудрено, если революционная страна собрала, так сказать, сливки в пользу Восточного фронта. Продвижение вперед против Колчака после двух периодов отступления шло теперь с полным успехом. Вацетис считал, что главная опасность теперь на юге, и предлагал задержать армии Восточного фронта в течение зимы на Урале, когда опасности настолько не будет, чтоб передать Южному фронту ряд дивизий. Общая моя позиция изложена была еще ранее в телеграмме первого января. Я стоял за обеспечение непрерывного наступления на Колчака. Однако конкретный вопрос определялся соотношением сил и общей стратегической обстановкой. Если у Колчака за Уралом серьезные резервы, если наше продвижение с непрерывными боями успело значительно истощить Красную армию, то ввязываться в дальнейшие бои за Уралом представляло бы опасность, ибо требовало бы новых пополнений из свежих коммунистов и командиров, а все это необходимо было ныне для Южного фронта.
Надо прибавить, что я успел значительно оторваться от Восточного фронта, как от вполне благополучного, и всеми мыслями жил на Южном фронте. Трудно было судить на расстоянии, насколько наступающие армии Восточного фронта сохранили жизненную энергию, т.е. насколько им по силам дальнейшие продвижения, не только без помощи Центра, но и с жертвами в
пользу Южного фронта, которому нужны были лучшие дивизии.
Я предоставил Вацетису в известном смысле свободу действий, считая, что если со стороны восточного командования будет отпор и если выяснится, что продвижение на восток возможно без ущерба для Южного фронта, то будет время поправить главнокомандующего решением правительства.
В этих условиях разыгрался конфликт между Вацетисом и Каменевым. Придравшись к ряду уклончивых ответов Восточного фронта, который стремился вести свою собственную линию, Вацетис потребовал смещения Каменева и замену его Са-мойло, бывшим командующим 6-ой армией. С.С.Каменев был, несомненно, способным военачальником, с воображением и способностью к риску. Ему не хватало глубины и твердости. Ленин потом сильно разочаровался в нем и не раз очень резко характеризовал его донесения: "Ответ глупый и местами неграмотный".
Когда Главком, с моего принципиального согласия, предложил Восточному фронту задержаться зимою на Урале, чтоб передать несколько дивизий на юг, где положение становилось угрожающим, Каменев, при поддержке Смилги и Лашевича, оказал очень решительное сопротивление. В конце концов, Политбюро решило вопрос в пользу Восточного фронта.
Сталин ухватился за конфликт между Восточным фронтом и главным командованием. К Вацетису, который официально осудил его вмешательство в стратегию, Сталин относился с ненавистью и ждал случая, чтоб отомстить ему. Теперь такой случай представился. Когда Каменев обязался, не приостанавливая наступления на Урале, дать Южному фронту несколько дивизий и сдержал обещание, его авторитет, естественно, повысился за счет авторитета Вацетиса, который продолжал упорствовать, когда его ошибка обнаружилась полностью. Смилга, Лашевич и Гусев предложили, видимо, при содействии Сталина, назначить Каменева главнокомандующим. Успехи Восточного фронта подкупили Ленина и сломили мое сопротивление. Но тут в события врезался эпизод, смысл которого остается не вполне ясным для меня и сейчас: Вацетис оказался арестован по подозрению в измене.
8 июля 1919 г. я получил на Южном фронте в Козлове шифро
ванную телеграмму о том, что изобличенный в предательстве и сознавшийся офицер дал показания, из которых вытекает, что будто бы Вацетис знал о военном заговоре. "Пришлось подвергнуть аресту главкома", -- так заканчивалась телеграмма подписанная Дзержинским, Крестинским, Лениным и его заместителем Склянским. За спиной Дзержинского в этом деле стоял, видимо, Сталин.