«Дорогой папочка! Мне очень хочется тебя видеть, чтобы поставить в известность о том, как я живу сейчас».
Дальше все, как в обычном письме любящей дочери заботливому отцу. Об успехах в учебе, о неурядицах в семье, о впустую растраченных чувствах и, наконец, о самом главном. О проблемах, связанных с разводом.
Светлана Аллилуева — отцу, Иосифу Сталину:
«В результате этих событий возникли некоторые вопросы чисто материального характера, о которых мне захотелось с тобой посоветоваться, потому что больше мне ждать помощи неоткуда…»
То, что написано дальше, очень похоже на просьбы, и по сей день звучащие в вагонах электричек и метро:
«…У меня все-таки двое детей, сынишка осенью уже в школу пойдет, да еще моя няня старая живет у меня (теперь она на пенсии)».
Не хватает только начала — «мы сами не местные».
Письмо на отца произвело впечатление, и он разрешает Светлане приехать. Как и просила в письме Светлана, в разговоре с глазу на глаз отец решил все материальные вопросы. Она получила квартиру в том же Доме на Набережной, переехала из 140-й в 179-ю квартиру. Кроме этого, отец велел получить ей права, дал денег на машину, но приказал отказаться от казенной машины и дачи. Был и неприятный момент, Сталин назвал дочь дармоедкой, на что Светлана возразила. Сказала, что получает стипендию и сама платит за обеды в столовой Академии наук.
На прощание отец, как всегда при встречах, сунул ей пакет с деньгами и просил передать Яшиной дочке. Это была одна из последних встреч Светланы с отцом, можно сказать, деловая. Потом, была еще встреча — «не по делу».
Письмо Светланы от 28 октября 1952 года:
«Никаких „дел“ и „вопросов“ у меня нет. Если бы ты разрешил и если это не будет тебе беспокойно, я бы просила позволить мне провести у тебя на Ближней два дня из ноябрьских праздников — 8—9 ноября».
Отец разрешил. Это была двадцатая годовщина смерти матери. Всегда в эти дни Светлана чувствовала тяжесть на сердце и находилась в мрачном настроении. Здесь все было по-другому. Семья почти в полном составе была за праздничным столом. Сталин впервые видел свою внучку, много смеялся, угощал детей вином и совсем не ворчал. Казалось, семья воссоединилась.
Отцу Светланы оставалось жить всего четыре месяца.
Начиналась зима, страницы газет были заполнены материалами по «делу врачей». На даче Сталина ни одного врача не было.
Светлана приезжает на Ближнюю дачу поздравить отца с семидесятитрехлетием. Отец выглядит плохо. Светлана видит, что у отца непривычно красное лицо. Кто-то говорит ей, что он лечится сам, бросил курить, пьет какие-то пилюли, капает в стакан йод и пьет.
Сели за стол. Тот же набор гостей, те же шутки, те же рассказы. Сталин пьет маленькими глотками ароматное грузинское вино. Светлана смотрит по сторонам и видит на стенах какие-то детские фотографии из журналов, репродукцию картины «Запорожцы», в углу китайская вышивка: яркий огромный тигр… Ей обидно, что на стенах не висят ее фотография, фотографии ее детей. И еще Светлана боится повторения истории одного из новогодних праздников, когда отец, желавший, чтобы Светлана танцевала, чуть ли не за волосы потащил ее в круг. Ушла она рано; отец, прощаясь, как всегда сунул пакет с деньгами.
И все.
В следующий раз она увидела отца второго марта — беспомощного, лежащего без сознания в большом зале, где собралась масса народу.
Еще первого марта Светлана много раз звонит отцу, но каждый раз получает один и тот же ответ: «Движения нет!»
Это означало, что Сталин спит. Но второго марта уже Светлану вызывают с урока французского в Академии общественных наук и передают, что «Маленков просит приехать на Ближнюю».
Такое было в первый раз в ее жизни — не отец, а кто-то другой просит ее приехать на дачу отца.
Дороги Светлана не замечает, а возле дачи машину останавливают Хрущев и Булганин. Светлана выходит из машины и видит, что лица обоих заплаканы. Дальше — все как в тумане: какие-то люди, какие-то подробности, много знакомых и незнакомых лиц и сознание того, что и отец, и этот дом, и все, что было связано с ним, умирает у нее на глазах.