Сталин-центр

В целом, несмотря на то что раньше благотворительные фонды мне создавать не приходилось, все пошло достаточно гладко. Но ровно до того момента, пока в бумагах не начало фигурировать имя Сталина. Стоило только ему появиться на официальном бланке, как на пути встали невидимые доселе преграды. Там, где у простого народа возникал энтузиазм, бюрократы, созданные словно под копирку, округляли глаза и стремились поскорее отделаться от нас, будто эта фамилия жгла им руки.

В завершение первого месяца наших трудов настал тот день, когда Маргарита Васильевна впервые потерпела неудачу.

– Как только он увидел фамилию, так прям весь затрясся, – едва переступив порог, начала громогласно причитать она. – И как только потом я его не уламывала, что только не говорила, а он ни в какую! Деда у меня, говорит, лес валить отправил. Да за дело, поди, и отправил! Подлюка! – Кому было адресовано ругательство, понять было невозможно. То ли деду чиновника, то ли ему самому.

– Значит, в проведении благотворительного концерта нам отказали… – подытожил я.

– Ага.

– Придется готовить сбор подписей в его поддержку. Мы этого отказника по-другому одолеем, – подала голос Галина, легко и своевременно на корню разрядив начавшую было зарождаться упадочническую атмосферу.

– Правильно! Только прежде нужно запустить рекламную кампанию.

Но развить эту тему мне не дал громоподобный стук в ворота. Мы втроем – Григорьева не было – вопросительно переглянулись, и я отправился открывать. Как только лязгнул засов, дверь стремительно распахнулась, едва не сбив меня с ног. В комнату молниеносно ворвались люди в масках и с автоматами в руках. Практически сразу я все равно оказался на полу, только уже с их помощью. За моей спиной охнула Маргарита Васильевна. Галина сохранила молчание.

– Не сопротивляйтесь! – крикнул я им и сам тоже последовал своему совету.

В голове сразу же пронеслись две наиболее вероятные догадки о том, кто же это может быть. Первую, состоявшую в том, что нас банально грабят, я отмел сразу же: мою голову бесцеремонно за волосы оторвали от пола и ткнули прямо в нос какие-то бумаги. Прочесть их я, естественно, не успел, но правдивость второго предположения стала очевидной. К нам заявилась первая, но, как мне кажется, далеко не последняя проверка.

6

Небольшой, вытянутый в длину кабинет сквозь незанавешенные окна практически на всю длину пронзали косые снопы вечернего солнечного света, в которых плясали ярко освещенные пылинки. Молчаливые люди, все так же не снимая масок, завели меня сюда и усадили на стул возле одного из двух письменных столов. За вторым какой-то хмурый дядька флегматично что-то печатал. Не могу с уверенностью сказать, был ли человек, вскоре занявший место хозяина стола, за которым сидел я, среди тех, кто обыскивал наш гаражный офис, но бисеринки пота, предательски видневшиеся под коротким ежиком волос, весьма красноречиво намекали на недавно снятую с головы маску. Покопавшись несколько минут в бумагах из принесенной с собой папки, он как-то резко захлопнул ее, отбросил на край стола и вопросительно уставился на меня.

– Скажите, Максим Сергеевич, а вы правда затеяли музей Сталина построить?

– Разве это не ясно видно из тех документов, которые вы изъяли? – спросил я, высокомерно вскинув бровь.

Мерные удары по клавишам из-за соседнего стола стали происходить гораздо реже – вопрос, видимо, показался интересен не только моему собеседнику.

– Ну зачем же вы так? – укоризненно покачал головой собеседник. – Может, я вам помочь хочу.

– Если так, то у вас весьма интересный способ оказывать помощь. Что нам инкриминируется?

Он коротко ответил:

– Возбуждение ненависти либо вражды. Двести восемьдесят вторая.

– Я так и думал.

– Я так и думал?! – Было заметно, что он едва сдерживается. – Да ты хоть понимаешь, что можешь легко загреметь за решетку? Вот скажи мне, с какой стати тебе, успешному дорогому юристу, приспичило бросить все и заняться этой авантюрой?

Я промолчал со спокойным видом: сценарий этого разговора был продуман мною заранее в мельчайших подробностях. Сейчас, например, после первого проявления чувств, мне следовало выждать, чтобы определить личное отношение моего интервьюера к данной теме. Ждать пришлось недолго.

– Пойми, Самохин, не дадут вам этого сделать. Время нынче не то…

Теперь все окончательно стало на свои места, и дальше мне можно было не опасаться.

– А может, пора его уже делать тем самым, а не сидеть и ждать, пока все само изменится? – все-таки не выдержал я.

– Разжигание розни – это не обвинение в махинациях. Это серьезно, – всплеснул он руками. – Тут откупиться не получится.