Сталин: в преддверии войны

«После десятилетних усилий по созданию совместно с Западом коллективной безопасности и после нежелания Запада действовать, когда захватывали Австрию и Чехословакию, а также твердо зная о неизбежности германского наступления на восток, у Советов не было другого реального выбора в условиях предстоящих немецких действий, как вступить с Германией в переговоры, обеспечивавшие важнейшие интересы Советского Союза», — считают американские исследователи советской внешней политики Д. Эдельман и Д. Пал-мери¹.

Тем временем совете ко-германские контакты все более активизировались. Временный поверенный в делах СССР в Германии Г. Астахов в письме от 8 августа сообщил, что торгово-кредитное соглашение между СССР и Германией может быть подписано в ближайшее время, но кроме экономических контактов немцы хотели бы договориться о нормализации отношений по линии прессы и культурных связей, о восстановлении хотя бы части закрытых в СССР германских консульств и по другим вопросам.

Астахов делал вывод, что немцы не прочь вовлечь «в разговоры более далеко идущего порядка, произведя обзор всех территориально-политических проблем». В этой связи фраза об отсутствии противоречий «на всем протяжении от Черного моря до Балтийского» может быть понята как желание договориться по всем вопросам, связанным с находящимися в этой зоне странами»²⁵⁵.

Правда, у советского поверенного в делах не было уверенности, что немцы «были бы готовы всерьез и надолго соблюдать соответствующие эвентуальные обязательства». «Я думаю лишь, — писал он в Москву, — что на ближайшем отрезке времени они считают мыслимым пойти на известную договоренность в духе вышесказанного, чтобы этой ценой нейтрализовать нас в случае войны с Польшей. Что же касается дальнейшего, то тут дело зависело бы, конечно, не от этих обязательств, но от новой обстановки, которая создалась бы в результате этих перемен и предугадывать которую я сейчас не берусь»²⁵⁶.

Сложившееся военно-политическое положение в Европе рассматривалось 11 августа на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Особое внимание было уделено сообщениям о возможности в ближайшее время нападения Германии на Польшу и попытках Гитлера установить контакты с Чемберленом. С учетом пессимистических предсказаний относительно Московских англо-франко-советских переговоров Политбюро признало целесообразным вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин²⁵⁷.

Это было немедленно сделано. На другой день Астахов доложил о немецком подходе к этому вопросу: «Их явно тревожат наши переговоры с англо-французскими военными, и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы предотвратить эвентуальное военное соглашение. Ради этого они готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие пол года назад могли казаться совершенно исключенными. Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) — это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей»²⁵⁸. Действительно, в те дни немецкое посольство в Москве получало из Берлина одну телеграмму за другой с требованием оказывать давление на советских руководителей, используя для этого новые аргументы. 14 августа статс-секретарь Германского МИДа Вейцзеккер поручил послу Шуленбургу сообщить Советскому правительству, что, «если Россия предпочтет союз с Англией, она неминуемо останется одна лицом к лицу с Германией, как это было в 1914 году. Если же Советский Союз предпочтет взаимопонимание с нами, он обретет безопасность, которую он так жаждет, и получит все гарантии для ее обеспечения»²⁵⁹.

После неоднократных настойчивых просьб Шуленбурга он был 15 августа принят Молотовым. В ходе беседы германский посол зачитал полученное им днем ранее заявление Риббентропа, где утверждалось, что Германия не имеет «никаких агрессивных намерений» в отношении СССР, и предлагалось урегулировать «к полному удовлетворению обеих сторон» все имеющиеся спорные проблемы, для чего в Москву в самое ближайшее время готов прибыть министр иностранных дел лично. В заявлении также подчеркивалось, что обострение германо-польских отношений делает «необходимым, чтобы в германо-советские отношения в скором времени была внесена ясность»²⁶⁰.

Молотов заявил, что «важно выяснить мнение германского правительства по вопросу о пакте ненападения». При этом Молотов сослался на упоминавшийся выше «план Шуленбурга», который предусматривал договор о нейтралитете между Германией и СССР на основе Берлинского договора 1926 года, или заключение пакта о ненападении. Кроме того, советское руководство интересовали совместные гарантии для Прибалтийских государств, а также сдерживающее влияние Германии на Японию. Условия, выдвинутые Молотовым, Шуленбург расценил как «удивительно умеренные». Касаясь предлагаемого немцами приезда

Риббентропа, Молотов сказал, что «необходимо провести подготовку определенных вопросов»²⁶¹.