Некоторые историки связывают подписание советско-германского пакта с решением Гитлера напасть на Польшу. Однако это решение, как известно, было принято еще в марте 1939 года, когда Германия потребовала от Польши передать ей Данциг, предоставить автостраду и железную дорогу, перерезающие «польский коридор». С отказом Польши возник германо-польский конфликт, которому суждено было сыграть роковую роль в политическом кризисе 1939 года. И апреля Гитлер утвердил план операции «Вайс» — готовности вермахта к нападению на Польшу не позднее 1 сентября. 23 мая он подтвердил свое решение на совещании генералитета. В частности, он говорил: «Не исключено, что германо-польский конфликт приведет к войне с Западом, тогда на первом месте будет борьба против Англии и Франции...» Касаясь оценки возможных действий СССР, он сказал, что если Советский Союз объединится с Англией и Францией, то это «заставит меня напасть на Англию и Францию и нанести им несколько всесокрушающих ударов»269. 15 июня была утверждена директива о стратегическом развертывании сухопутных войск вермахта и, как видно по дневнику начальника генштаба Ф. Гальдера, оперативные планы в августе не пересматривались.
Это подтвердилось и действиями. Первые 8 дивизий вермахта были выдвинуты к польской границе еще в июне 1939 года. Под предлогом участия в маневрах в средней Германии и Восточной Пруссии сосредоточились танковые и моторизованные соединения. 16 августа в Восточной Пруссии, а 25 августа по всей Германии развернулась общая мобилизация. 19—22 августа корабли ВМФ получили приказ выйти на боевые позиции в Атлантический океан, чтобы успеть до начала войны проскочить Балтийские проливы. Таким образом, вопрос о войне против Польши был решен еще в апреле.
Нередко утверждают, что все это было блефом, рассчитанным на запугивание Польши и западных демократий. Безусловно, было и это. Но были и другие весьма существенные факторы, которые оказывали влияние на решения руководства Третьего рейха. На совещании с генералами 22 августа 1939 года Гитлер говорил: «Нам терять нечего. Мы можем только выиграть. Наше экономическое положение таково, что мы сможем продержаться лишь несколько лет... У нас нет выбора, мы должны только действовать»270. Действительно, милитаризованная экономика рейха, ориентированная на захватнические войны, не могла долго быть эффективной в условиях мирного времени. Как писал известный историк Б. Мюллер-Гиллебранд, «расходы на военные нужды в 1939 году пришли в такое несоответствие с запросами народного хозяйства, что военная экономика должна была вестись за счет выпуска новых денег, вследствие чего финансовая, а вместе с ней и экономическая катастрофа становилась совершенно неизбежной. Создалось такое положение, из которого только «прыжок в войну» мог считаться единственным спасением»271. В то же время Германия после захвата Австрии, и особенно Чехословакии, резко усилилась в военном и военно-промышленном отношениях. Ведь Чехословакия была крупнейшим экспортером оружия до 1938 года (40% мирового экспорта вооружения)272. После захвата Австрии и Чехословакии население Германии увеличилось на 10 млн. человек и составило 79 млн. (Франция — 39 млн., Англия — 46 млн.). Это существенно увеличило ее мобилизационный потенциал. Количество дивизий по сравнению с 1938 годом возросло с 51 до 102, танков — с 720 до 3195, самолетов — с 2500 до 4093273. Германия имела хорошо разработанную военную теорию блицкрига. Значительная часть населения (особенно молодежи) поддерживала фашистский режим.
Но все эти преимущества были временными, пока вероятные противники — Англия, Франция, СССР — не развернули свои огромные военноэкономические потенциалы. Поэтому именно в 1939 году, когда вермахт стал сильнейшей армией в Европе, Гитлер спешил реализовать его преимущества в молниеносной войне против Польши, которая была слабее в военном отношении. Он считал «очень вероятным», что Англия и Франция не примут участия в войне, но полагал, что некоторый риск есть. «Англия не позволит себе участвовать в войне, которая продлится годы... За союзника никто умирать не будет». Что касается Советского Союза, то Гитлер был уверен, что СССР не выступит в одиночку в защиту враждебно к нему относящейся буржуазной Польши. «Россия, — говорил он на совещании генералов 14 августа, — ни в коей мере не расположена таскать каштаны из огня»1.
Уже после начала войны 3 сентября он писал Муссолини: «...Я не боялся английских угроз, дуче, потому что я больше не верю, что мир можно было сохранить дольше, чем на 6 месяцев или, скажем, год. В этих обстоятельствах я решил, что представившийся момент, несмотря ни на что, был самым подходящим... Польская армия будет разбита в кратчайшие сроки. Я сомневаюсь, что можно было бы добиться такого успеха через год или два. Англия и Франция продолжали бы вооружать своего союзника, и решающее техническое превосходство вермахта не было бы столь очевидным, как сейчас»1.