Сталин: в преддверии войны

Советское руководство восприняло его как намек на возможность нового антисоветского сговора «мирового империализма» против СССР. Надо отметить, что в Англии были круги, ратовавшие за мирные переговоры с Германией. Прогерманские настроения были особенно характерны для так называемой кливлендской клики, возглавляемой герцогом Гамильтоном. Сторонники Гамильтона поддерживали связи с лидерами нацистской партии. По их мнению, Германии «должна быть предоставлена свобода рук против России на востоке в качестве награды за заключение мира» с Англией⁴³². Настороженность Кремля еще более возросла, когда на следующий день, 19 апреля, Криппс передал Молотову письмо английского премьер-министра, написанное еще 3 апреля и адресованное лично Сталину. Черчилль давал понять, что, по мнению британского правительства, Германия готовится совершить нападение на Советский Союз. «Я располагаю достоверными сведениями... — продолжал он, — что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, т.е. после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий. Как только они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше превосходительство легко поймет значение этого факта⁴³³.

Эти два сообщения, совпавшие по времени, уже давали повод подозрительному по природе Сталину рассматривать происходящее как провокацию. Кроме того, ему стало известно, что 10 мая на Британские острова прилетел Р. Гесс, заместитель Гитлера по партии, третье лицо в рейхе, и, что еще более утвердило его в своем прогнозе, в тот же день прекратились бомбардировки английских городов. В чем состояла миссия Гесса, какова реакция англичан — неизвестно, но подозрения о возможном англо-германском сговоре, как это было не раз в прошлом, витали в кремлевских кабинетах.

Эти предположения вскоре подтвердились и данными разведки. 14 мая известный советский разведчик К. Филби сообщил из Лондона: «Гесс, прибыв в Англию, заявил, что он намеревался прежде всего обратиться к Гамильтону... Гамильтон принадлежит к так называемой кливлендской клике. Киркпатрику, первому чиновнику «Закоулка» (ходовое обозначение британского МИДа. — Прим, авт.), опознавшему Гесса, тот заявил, что привез с собой мирные предложения. Сущность мирных предложений нам пока неизвестна». 18 мая Филби доложил, что, как заявляет сам Гесс, целью его прибытия в Англию является заключение компромиссного мира, который «должен приостановить увеличивающееся истощение обеих воюющих сторон и предотвратить окончательное уничтожение Британской империи»¹.

Тайна пребывания Гесса в Англии продолжала мучить Сталина и в дальнейшем. В 1942 году, когда немцы вышли к Сталинграду, а союзники по антигитлеровской коалиции отказались открыть второй фронт и прекратили ленд-лизовские поставки по северному маршруту, Сталин направил советскому полпреду в Лондоне Майскому следующую телеграмму: «У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР, чтобы потом сговориться с Германией Гитлера или Брюнинга за счет нашей страны. Без такого предположения трудно объяснить поведение Черчилля по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу о поставках вооружения для СССР... по вопросу о Гессе, которого Черчилль, по-видимому, держит про запас...»¹.

В те же дни наряду с донесениями разведки продолжают поступать сообщения от британских дипломатов о скором нападении Гитлера на СССР. Отсюда недоверие Сталина к донесениям агентуры, его крепнущее убеждение, что Англия хочет столкнуть Германию с СССР и отвести от себя угрозу разгрома в войне.

Вот как описывает бывший начальник разведки госбезопасности НКГБ генерал-лейтенант П. М. Фитин реакцию Сталина на указанное выше донесение агентуры от 16 июня 1941 года из Германии, когда на следующий день в полдень нарком госбезопасности В. Н. Меркулов и он, Фитин, были вызваны к главе государства: «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, то он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений». Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку и что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: «Вот что, начальник разведки. Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?» Я ответил: «Ясно, товарищ Сталин». Далее он сказал нам: «Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне»¹.