Сталин. Вся жизнь

В то время происходил процесс правых эсеров. 34 эсера – и среди них 11 знаменитых членов ЦК, прославившихся борьбой с последним царем, – предстали перед судом. Процесс был блестяще подготовлен, в нем отчетливо проглядывал почерк будущих сталинских процессов – почерк Кобы.

«Звездой» процесса стал глава боевого отряда эсеров некто Семенов. Арестованного ЧК еще в 1919 году, его должны были расстрелять, но, как следует из дела, он «чистосердечно раскаялся, искренне порвал со своим прошлым» и прямо в тюрьме вступил в ряды большевиков. После чего Семенов был внедрен в эсеровскую партию уже в качестве осведомителя. Ему поручали и более серьезные задания – в деле имеется письмо Троцкого, свидетельствующее «о революционной преданности Семенова» и о его шпионской работе на территории Польши в 1920 году.

И вот теперь, в 1922 году, он явно выполнял новое задание: был подсудимым на процессе. Он выступил с заявлением о террористических и диверсионных актах, будто бы тайно разработанных ЦК правых эсеров, об их связях с иностранными разведками, Семенов объявил, что стрелявшая в Ленина Каплан действовала по поручению ЦК правых эсеров и состояла в его террористической группе…

Так организаторы процесса ввели в дело расстрелянную Каплан – она должна была помочь погубить несчастных эсеров.

Впрочем, заявление Семенова о том, что он считал Каплан «лучшим исполнителем для покушения на Ленина», свидетельствовало, что он даже не видел эту полуглухую и полуслепую женщину.

Николай Крыленко, сменивший пост Главнокомандующего на титул прокурора Республики, потребовал смертной казни для эсеровских руководителей. Но все испортили Бухарин и Радек. На конференции Третьего Интернационала, желая выглядеть «цивилизованными социалистами», они обещали не расстреливать эсеров.

Такое непонимание ситуации возмутило Ленина. Шло усмирение партии и страны – поэтому из России были высланы мятежные интеллигенты. Поэтому Ленин призвал в Генсеки Кобу. Поэтому эсеры должны быть казнены.

Вот, видимо, то, о чем беседовали на лавочке Ленин и Коба. Во всяком случае, вскоре едва вставший с одра болезни Ленин публикует статью в «Правде», где требует крови эсеров.

12 эсеров были приговорены к смертной казни. Но все-таки пришлось учесть и обещания Бухарина. Казнь должна была состояться только после первого террористического акта против большевиков.

Оставшиеся жить эсеры погибнут вместе с осудившим их Крыленко и провокатором Семеновым в дни сталинского террора.

А пока Ленин, полный сил, – прежний Ленин – возвращается к работе. «Но в его речи чувствовалась какая-то всех беспокоящая затрудненность, – пишет Луначарский. – Особенно страшно было, когда во время одной из речей он попросту остановился, побледнел и лишь страшным усилием продолжил речь».

Официально наблюдающий за лечением Ленина Генсек имеет достоверную информацию от врачей: странная болезнь должна возобновиться – удар может последовать в любое время. Великий шахматист Коба, умеющий играть на много ходов вперед, сделал выводы.

Ленин тоже понимает свое состояние. Именно в этот момент он и обращается к верному Кобе.

Коба, Ленин и яд

Троцкий: «Во время уже второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 года, Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк)… сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду, он… предвидел близость нового удара, не верил врачам, которых без труда уловил на противоречиях… и невыносимо мучился… Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер, но на лице его застыла полуулыбка, точно на маске.

– Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! – воскликнул я.

– Я говорил ему все это, – не без досады возразил Сталин. – Но он только отмахивается. Мучается старик, хочет, говорит, иметь яд при себе. Прибегнет к нему, если убедится в безнадежности своего положения. Мучается старик, – повторил Сталин… У него в мозгу протекал, видимо, свой ряд мыслей».

И далее Троцкий спрашивает: «Почему тогда Ленин обратился именно к Сталину?» И отвечает: «Разгадка проста: Ленин видел в Сталине единственного (читай – жестокого. – Э.Р.) человека, способного выполнить эту трагическую просьбу».

Мария Ульянова также вспомнила об этой просьбе достать яду, но описала ее совсем в иных обстоятельствах. Запись была обнаружена среди личных бумаг сестры Ленина после ее смерти и тотчас попала в секретный фонд Партархива. Лишь через полсотни лет она стала доступной для историков. Эта предсмертная запись – результат раскаяния, Мария считает своим долгом «рассказать хотя бы кратко… о действительном отношении Ильича к Сталину в последнее время его жизни», ибо в предыдущих заявлениях она «не говорила всей правды».