«Заговорили, в частности, о поездке леди Астор в Москву в тридцатые годы. Сталин сказал, что леди Астор уверяла, будто Черчилль конченый человек, что он никогда не будет играть никакой роли на политической сцене. Но Сталин был тогда иного мнения. Он сказал леди Астор:
— Если произойдёт война, Черчилль станет премьер-министром.
Черчилль поблагодарил Сталина за такую оценку его качеств политического деятеля.
— При этом, — заметил Черчилль, — я сам должен признать, что далеко не всегда относился дружественно к Советскому Союзу, особенно сразу же после Первой мировой войны.
Сталин примирительно сказал:
— Я это знаю. Уж в чём вам нельзя отказать, так это в последовательности в отношении вашей оппозиции к советскому строю.
— Можете ли вы простить мне всё это? — спросил Черчилль.
Сталин немного помолчал, посмотрел на Черчилля, прищурив глаза, и спокойно ответил:
— Не моё дело прощать, пусть вас прощает ваш Бог. А в конце концов нас рассудит история»[355]
.У нас у всех в Москве создаётся впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР, чтобы потом сговориться с Германией Гитлера или Брюнинга за счёт нашей страны. Без такого предположения трудно объяснить поведение Черчилля по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу о поставках вооружения для СССР, которые прогрессивно сокращаются[357]
.28 октября 1942 года Сталин вновь пишет Майскому:
Черчилль заявил нам в Москве, что к началу весны 43 года около миллиона англо-американских войск откроют второй фронт в Европе. Но Черчилль принадлежит, видимо, к числу тех деятелей, которые легко дают обещание, чтобы так же легко забыть о нём или даже грубо нарушить его. Он также торжественно обещал в Москве бомбить Берлин интенсивно в течение сентября-октября. Однако он не выполнил своего обещания и не попытался даже сообщить в Москву о мотивах невыполнения. Что же, впредь будем знать, с какими союзниками имеем дело[358]
.