У Сталина было несколько переводчиков, которые вместе с вождём участвовали в переговорах. Для каждого языка свой. Переводчиком с немецкого и на немецкий у него был Бережков, чьи мемуары я всем рекомендую прочитать[434]
. С английского Сталину переводил другой человек — Павлов. Именно на этом и строится весь дальнейший юмор. Однако как следует из мемуаров Бережкова, он участвовал и в Тегеранской конференции, на которой по понятным причинам на немецкий язык было переводить некому и нечего, и в других переговорах с представителями Англии и США. А значит — он знал и английский язык. Однако исключать возможность ситуации, когда англосаксы знали переводчика Павлова и не знали переводчика Бережкова, полностью невозможно. А история вот какая…Как-то случайно Сталин узнал (хотя Бережков об этом не упоминал), что тот знает помимо немецкого ещё и английский язык. И вот как-то спустя два или три года всего за пять-десять минут до начала ответственных переговоров с американцами Сталину сообщают, что переводчик Павлов не сможет присутствовать, так как неожиданно заболел. Американцы, прибывшие в Кремль, узнав об этом, заволновались: переговоры оказались под угрозой. Советник посольства США в Москве Чарльз Болен с тревогой спрашивает у Сталина:
— Что же делать?
— Что делать? Будем работать, — невозмутимо заявляет глава СССР.
— Но кто же будет переводить? — нервно спрашивает Болен.
— Переводить будет Бережков.
— Но Бережков же переводчик с немецкого, а не английского, — не унимается Болен.
— Это не имеет значения, — заявляет Сталин.
У американцев шок.
— Как так не имеет значения?
— Я ему прикажу, и Бережков будет переводить с английского, — спокойно объясняет Сталин.
Приходит Бережков, на глазах недоумевающих американцев Сталин приказывает ему переводить с английского.
— Есть, — отвечает переводчик.
И заговаривает с обалдевшими от неожиданности американцами на чистейшем английском языке[435]
.Ещё одна реальная история о том, как чувство юмора не изменяло Сталину в дипломатических беседах.
Послевоенный премьер-министр Румынии Петру Гроза после беседы со Сталиным (которая, кстати говоря, велась на немецком языке) обедал с нашим руководителем. Хорошо выпив и закусив, Петру Гроза сказал:
— Вы знаете, я очень люблю женщин.
— А я очень люблю коммунистов, — ответил Сталин[436]
.Как-то Сталин долго не мог связаться с генеральным секретарем Союза писателей Александром Фадеевым: того просто не было на работе. Когда автор «Молодой гвардии», наконец, объявился, Сталин спросил:
— Где вы пропадали, товарищ Фадеев?
— Был в запое, — с большевистской прямотой ответил тот.
— А сколько дней у вас обычно длится запой?
— Дней десять-двенадцать, товарищ Сталин.
— А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в три-четыре?
Узнав о разногласиях между писателями Фединым и Шолоховым, Сталин пригласил их в Кремль. Усадил за стол и начал мирить.
— В интересах советской литературы прошу вас помириться и подать друг другу руки.
Писатели молчат.
— Я прошу вас! — настаивает Сталин.
Писатели упорствуют.
— Сталин вас просит! — уже жестче говорит Иосиф Виссарионович.
Литераторы встают и нехотя протягивают друг другу руки.
— А теперь поцелуйтесь! — говорит Сталин. И когда оппоненты начинают целоваться, громко смеётся:
— А я думал, вы принципиальные![437]
Представляя Мао Цзэдуну киноактёра Бориса Андреева, исполнившего главную роль в фильме «Падение Берлина», Сталин сказал:
— Вот артист Борис Андреев. Мы с ним вдвоем брали Берлин[438]
.Друг детства Сталина — священник Георгий — приехал из Грузии и попросил у вождя аудиенции. На что Сталин ответил, что не может принять его в одежде священника. Мол, пойдут разговоры, что генсек встречается со священниками. В штатском костюме — милости просим.
Тогда Георгий сшил штатский костюм и идёт на приём. Священника доводят до дверей кабинета, распахивают двери и оттуда слышится смех Сталина:
— Ай, Гога. Переоделся. Бога не побоялся, а меня испугался![439]
В ноябре 1943 года на Тегеранской конференции после заседания состоялся обед, на котором Сталин и Черчилль обменивались «любезностями». Рузвельт же, сославшись на усталость, удалился. Но диалог между руководителями России и Великобритании не утратил своей остроты.
Черчилль: «Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае я сделал всё для того, чтобы он стал нашим верным союзником…»
Сталин: «Ну а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол — коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…»[440]