Сталин. Вспоминаем вместе

Что показательно — несмотря на покровительство Сталина, гонения на Булгакова вновь возобновились через некоторое время. Не был Сталин всесильным, и никто его не боялся настолько, чтобы раз и навсегда оставить в покое писателя, чьи пьесы генсек смотрит по восемнадцать раз. Сталину приходилось, что называется, в ручном режиме, точечно возвращать пьесы Булгакова в репертуар театра. «По словам артиста-вахтанговца О. Леонидова, «Сталин раза два был на «Зойкиной квартире» [пьеса Булгакова]. Говорил с акцентом: хорошая пьеса! Не понимаю, совсем не понимаю, за что её то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса, ничего дурного не вижу». В феврале 1932 года Сталин смотрел постановку пьесы А.Н. Афиногенова «Страх», которая ему не понравилась… В разговоре с представителями театра он заметил: «Вот у вас хорошая пьеса «Дни Турбиных» — почему она не идёт?» Ему смущённо ответили, что она запрещена. «Вздор, — возразил он, — хорошая пьеса, её нужно ставить, ставьте». И в десятидневный срок было дано распоряжение восстановить постановку»[61].

Уже на исходе жизни Булгаков опять попытался сделать шаг навстречу Сталину, написав к его шестидесятилетию в 1939 году пьесу «Батум» о революционном прошлом молодого Сталина. Но Сталин её не принял. Из-за нелюбви к Булгакову? Нет, причина иная. Сталин не любил лесть и льстецов. И всегда, когда успевал и мог, предотвращал появление льстивых произведений. В качестве иллюстрации того, как Сталин относился к лести, можно привести ещё один случай, к Михаилу Булгакову не имеющий никакого отношения, но для нас весьма показательный. Драматург А.Н. Афиногенов написал пьесу «Ложь». Рукопись попала к Сталину, и тот её отредактировал. Та вот, что было и как стало в тексте пьесы, после сталинской правки, даёт нам наглядное представление о его отношении к лести. Было: «Я говорю о нашем Центральном комитете… Я говорю о вожде, который ведёт нас, сорвав маски со многих высокообразованных лидеров, имевших неограниченные возможности и обанкротившихся. Я говорю о человеке, сила которого создана гранитным доверием сотен миллионов. Имя его на всех языках мира звучит как символ крепости большевистского дела. И вождь этот непобедим».

Стало: «Я говорю о нашем Центральном комитете, который ведёт нас, сорвав маски со многих высокообразованных лидеров, имевших неограниченные возможности и обанкротившихся. Я говорю о Центральном комитете партии коммунистов Советской страны, сила которого создана гранитным доверием сотен миллионов. Знамя его на всех языках мира звучит как символ крепости большевистского дела. И этот коллективный вождь непобедим».