Сталин. Жизнь и смерть

Из дневника М. Сванидзе: «21.12.34. Отпраздновали день рождения И. Собрались на Ближней даче к 9 часам. Были все близкие (Молотовы – двое, Ворошилов – один, Орджоникидзе – один, Чубари – двое, Енукидзе, Берия, Лакоба, Калинин – один и родня Сванидзе – трое, Реденсы, Аллилуевы). Ужинали до часу ночи, потом шумели. И. вытащил граммофон, пластинки, стал сам заводить… Мы танцевали. Он заставил мужчин брать дам и кружиться. Потом кавказцы пели унылые песни. И. запевал тенорком… сказал: «Разрешите выпить за Надю». Я пишу, а у меня опять полные слез глаза, как в тот момент. Все встали и молча подходили с бокалами к И., у него было лицо, полное страдания. После двух тяжелых потерь И. очень изменился. Стал мягче, добрее, человечнее. До Надиной смерти он был неприступный, мраморный герой… Аллилуевы и Реденсы… Из всей этой четверки можно говорить только с Женей. Она умна, горит энергией, интересуется живо всем… Нюра болезненно добра и умственно убога. Ее супруг (Реденс) напыщенно глуп, самомнителен и погряз в делишках… Алеша получил повышение по службе – назначен заместителем председателя Госбанка СССР».

Печальный «мраморный герой» стал мягче, добрее, он поет, танцует, веселится с ними. И уже знает их будущее.

Первое покаяние

Прошел Новый год, а Ягода все не мог связать Каменева и Зиновьева с убийством Кирова. В Архиве президента находится первый вариант обвинительного заключения. Он составлен 13 января. В нем указывается: Зиновьев и Каменев виновными себя не признали.

И вдруг в тот же день Зиновьев пишет «Заявление следствию»: «Сроки следствия приближаются к концу… и я хочу разоружиться полностью. Я много раз после XV и особенно после XVI съезда говорил себе: довольно! Доказано, что во всем прав ЦК и тов. Сталин… но при новых поворотных трудностях начинались новые колебания. Яркий пример этого – 1932 год, события которого я подробно описал в своих показаниях… Субъективно я не хотел вредить партии и рабочему классу. По сути же дела становился рупором тех сил, которые хотели сорвать социализм в СССР».

Объективно он признает себя врагом.

«Я был искренен в своей речи на XVII съезде… Но на деле во мне продолжали жить две души… Мы не сумели по-настоящему подчиниться партии, слиться с нею до конца… мы продолжали смотреть назад и жить своей особой душной жизнью, все наше положение обрекало нас на двурушничество. Я утверждал на следствии, что с 1929 года у нас в Москве центра бывших зиновьевцев не было. И мне самому так думалось: какой же это центр – это просто Зиновьев плюс Каменев… плюс еще два-три человека… На самом деле это был центр, так как на этих нескольких человек смотрели остатки кадров бывших зиновьевцев, не захотевших по-настоящему раствориться в партии. Бывшие мои единомышленники… голосовали всегда за линию партии… а промеж себя преступно продолжали говорить… враждебно к партии и государству… И хотели мы этого или нет, мы оставались фактически одним из центров борьбы против партии и ее великой работы… С первого допроса я страстно возмущался, как я могу быть смешиваем с негодяями, дошедшими до убийства Кирова… Но факты упрямая вещь. И, узнав из обвинительного акта против ленинградского центра все факты… я должен был признать морально-политическую ответственность бывшей ленинградской оппозиции и мою лично за совершившееся преступление… Вернувшись в 1933 году из ссылки, я с преступным легкомыслием не раскрыл партии всех лиц и всех попыток антипартийных сговоров… Я полон раскаяния, самого горячего раскаяния. Я готов сделать все, чтобы помочь следствию… Я называю и назову всех лиц, о которых помню как о бывших участниках антипартийной борьбы… и буду это делать до конца, памятуя, что это мой долг. Могу сказать только одно: если бы я имел возможность всенародно покаяться, это было бы для меня великим облегчением… Пусть на моем тяжелом примере другие видят, что такое сбиться с партийной дороги и куда это может привести…»

И Каменев, который тоже все отрицал, на следующий день (14 января) вдруг признался: «Руководящий центр зиновьевцев существовал и действовал по 1932 год включительно».

Произошло нечто кардинальное, что заставило бывших вождей одновременно капитулировать. Кто-то сумел сделать то, что не удалось Ягоде и следователям.

В Журнале регистрации посетителей Сталина с 11 по 17 января – ничего нет. Полагаю, что в эти дни у него были особые посетители: к нему привозили Каменева и Зиновьева, шел торг. Конечно же он смог представить им доказательства их тайных встреч с его противниками и сделал то, чего не сумел Ягода. Они признали: морально и политически они ответственны за убийство Кирова – и выдали сторонников. За это, видимо, он обещал вскоре простить их, но потребовал публичного покаяния. Отсюда фраза Зиновьева: «Если бы я имел возможность всенародно покаяться…»

Но Зиновьев не понимал тогда, в чем придется «всенародно каяться»… Сюжет только начинался, и вряд ли кто сумел бы угадать фантастический замысел автора…