Сталин. Жизнь одного вождя

О реакции Сталина на насилие военных против гражданского населения ярко свидетельствовал его конфликт с югославским руководством. В конце 1944 г., когда Красная армия вошла на территорию Югославии и в сотрудничестве с югославскими частями освобождала страну, появились сведения о преступлениях некоторых советских военнослужащих. По данным одного из лидеров югославских коммунистов М. Джиласа, речь шла о более чем сотне изнасилований с последующим убийством женщин, а также о более чем тысяче ограблений. Встревоженное югославское руководство обратилось к командованию Красной армии, но получило жесткий отпор. Югославов обвинили в клевете. Дело дошло до Сталина, который поддержал своих военных и обрушил на югославов политические обвинения. Позже, когда Сталин решил, что конфликт не следует раздувать, он миролюбиво и более чем откровенно объяснил М. Джиласу во время застолья на даче в апреле 1945 г.:

Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда – тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов – мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию […] Воина надо понимать. И Красная армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев – а она их бьет хорошо, – все остальное второстепенно[677].

Важно подчеркнуть, что такое отношение Сталин демонстрировал к преступлениям, совершенным на территории союзного государства, в котором власть контролировали лояльные Москве коммунисты. Неудивительно, что ситуация в Германии оказалась намного хуже. Расчеты Сталина были вполне очевидны. Его интересовали боевые успехи армии.

Он не особенно опасался упреков западных союзников, которые были в большей мере озабочены проблемами послевоенного раздела мира. Вряд ли Сталин пропустил мимо ушей слова американского президента Рузвельта, которыми тот открыл их встречу в Крыму 4 февраля 1945 г.:

Рузвельт заявляет, что теперь, когда он увидел в Крыму бессмысленные разрушения, произведенные немцами, он хотел бы уничтожить в два раза больше немцев, чем до сих пор. Нужно обязательно уничтожить 50 тысяч немецко-прусских офицеров. Он, Рузвельт, помнит, как маршал Сталин предложил в Тегеране тост за уничтожение 50 тысяч немецко-прусских офицеров. Это был очень хороший тост[678].

Однако в определенный момент Сталину пришлось сделать выбор. «Шалости с женщинами», которые он считал положительным боевым фактором, все очевиднее превращались в фактор отрицательный. Преступления советских солдат служили целям нацистской пропаганды, усиливали ожесточенность сопротивления немцев именно Красной армии, но не союзникам. Накануне решающих боев за Берлин Сталин послал армии вполне определенный политический сигнал, разъясняющий эту взаимосвязь. 14 апреля 1945 г. «Правда» обрушилась с критикой на публикацию известного советского писателя и публициста Ильи Эренбурга, прославившегося своими яростными призывами «убить немца». Однако на этот раз такие призывы, всегда верно служившие советской пропаганде, были сочтены неуместными. «Правда» авторитетно и многословно разъясняла, что «в жизни нет единой Германии, что не все немцы одинаково ведут себя», что многие из них чем дальше, тем больше отворачиваются от нацизма и даже борются с ним. Судя по стилистике статьи, Сталин правил ее, а отдельные фрагменты вполне могли принадлежать его перу.