Сталинград

Сталинград, олицетворяющий героизм советских солдат, – в высшей степени деликатная тема. Это особенно верно сегодня, когда Кремль и вообще практически все политические лагеря стремятся использовать Жукова и Красную армию (по их мнению, не запятнанную «сталинизмом», поскольку она подверглась чисткам) в качестве символа величия и единства России. Беседуя с ветеранами, я вскоре понял, что ни в коем случае нельзя ввязываться с ними в политические споры. Малейший намек на критику действий Сталина – и даже самый ярый антисталинист тотчас займет глухую круговую оборону. Казалось, критика Сталина, величайшего полководца, умаляла их подвиги и жертвы.

Исследовательские работы в Германии проходили намного проще, но и там меня ждало несколько сюрпризов. В Федеральном военном архиве во Фрайбурге-на-Брейзегау я рассчитывал найти только голые цифры и сухие отчеты о событиях, содержащиеся в дневниках и документах. Все они были вывезены по воздуху до того, как русские захватили аэродромы окруженной 6-й армии Паулюса. Но даже интендантские сводки с описанием продовольственных пайков открыли малоизвестную сторону великого сражения: достаточно много мирных советских граждан работало на вермахт.

Также во фрайбургском архиве я неожиданно обнаружил немало данных относительно боевого духа и бытовых условий в донесениях врачей, как правило чутких очевидцев человеческих страданий, и свидетельствах военных священников. Там также была толстая папка с копиями сотен писем солдат, написанных в середине января 1943 года женам и родителям. Они понимали, что это будет их последняя весточка домой, поскольку Красная армия уже вплотную подступила к «Питомнику» – одному из семи главных аэродромов, использовавшихся вермахтом во время Сталинградской битвы. Все эти письма были перехвачены и арестованы по приказу Геббельса – тот хотел использовать их в качестве основы описания героических жертв немецкого народа (данная затея была вскоре заброшена). Этими материалами, служащими интереснейшим свидетельством различных настроений – контраст между сдержанностью и напыщенностью разителен, – немецкие историки до сих пор практически не пользуются, разве что желая показать, что так называемые письма, процитированные в знаменитом бестселлере 50-х годов прошлого столетия «Последние письма из Сталинграда», несомненно являются подделкой.

В другом разделе архива я обнаружил отчеты, которые заставили написать офицеров и солдат, вывезенных по воздуху из Kessel – «котла». Этих людей, как правило, по два от каждой дивизии, отбирали для гитлеровского Ноева ковчега. Замысел фюрера заключался в том, чтобы стереть в памяти катастрофу под Сталинградом, возродив новую 6-ю армию из символических семян прежней. Эти личные впечатления, записанные практически сразу после возвращения к своим, показались мне особенно ценными, если учесть, при каких обстоятельствах они были написаны. У всех этих солдат и офицеров не было начальства, которого следовало бы бояться. Они понимали, что тем, кто попросил их написать отчеты, нужна достоверная информация о случившемся, и сами они также, очевидно, испытывали потребность быть правдивыми, поскольку были в долгу перед боевыми товарищами, оставшимися в Сталинграде.

Меня поразила невообразимая смесь облегчения и чувства вины, которую испытывали все вывезенные из «котла». Более того, я нашел очень интересным то, что офицеры, которым посчастливилось вырваться из адского окружения, не обвиняли сдавшихся в плен генералов, таких как Зейдлиц-Курцбах, перешедший на сторону русских в тщетной надежде поднять против Гитлера «революцию». Эти люди понимали гнев попавших в плен военачальников, которые считали, что фюрер предал их, и в то же время испытывали чувство вины перед своими солдатами за то, что посылали их на бессмысленную смерть. Но, беседуя с младшими офицерами, которые после капитуляции попали в плен и каким-то чудом пережили советские лагеря, я с удивлением понял, что они до сих пор не могут простить своих генералов, сотрудничавших с победителями.

Свидетельствам ветеранов и очевидцев, особенно сделанным по прошествии 50 лет после самого события, доверять можно с большой оглядкой, однако, если использовать их в сочетании с достоверными источниками, они могут оказаться очень познавательными. Мне повезло – я смог связаться с несколькими офицерами штаба 6-й армии, которых по приказу Паулюса вывезли из окружения в самый последний момент. Генерал Фрейтаг-Лорингховен – с ним я беседовал в Мюнхене – командовал танковой дивизией, в августе 1942 года первой вышедшей к Волге на северной окраине Сталинграда. Еще более важной оказалась встреча с Винрихом Бером, стремившимся прояснить один исторический момент. Бер поведал мне об истинной цели своей миссии, когда в январе 1943 года по поручению Паулюса и фельдмаршала фон Манштейна он пытался убедить Гитлера дать согласие на капитуляцию 6-й армии. Я не забуду тот день, когда Бер рассказал мне о встрече с фюрером в его ставке в Растенбурге.