Сталинград

На двух главных участках фронта, выбранных для атак с севера, 3 500 орудий и тяжелых минометов должны были огнем расчистить путь для двенадцати пехотных дивизий, трех танковых и двух кавалерийских корпусов.

Первые залпы прогремели в утренней тишине как раскаты грома. В непроглядном тумане наблюдатели не могли корректировать огонь, да этого и не требовалось. Все объекты были пристреляны за несколько дней до начала наступления. Снаряды ложились точно в цель.

Земля дрожала так, будто началось землетрясение. Лед на лужах потрескался, и они стали похожи на старые зеркала. Обстрел был настолько мощным, что гул орудий разбудил офицеров 22-й танковой дивизии немцев, находившейся в 30 километрах от места событий. В дивизии не стали ждать приказаний сверху, обстановка и так была ясна. Танки стали немедленно готовить к бою.

Русские солдаты в расположениях Донского и Сталинградского фронтов тоже слышали отдаленные раскаты орудийных залпов. На все вопросы о том, что происходит, командиры были вынуждены отвечать, что ничего не знают.

Соблюдалась строжайшая секретность. До самого исхода сражения, пока не стал ясен его окончательный результат, не делалось никаких заявлений. В своей речи по поводу 25-ой годовщины революции Сталин лишь намекнул на возможность активных действий. Он сказал: «Будет и на нашей улице праздник».

Час спустя советские стрелковые дивизии, не дожидаясь поддержки танков, двинулись вперед. Батареи «катюш» продолжали обстрел вслепую, перенеся огонь в глубь румынских позиций. Орудия теперь били по второй линии обороны и румынской артиллерии. Плохо вооруженные румынские пехотинцы, ошеломленные мощным артиллерийским обстрелом, все-таки оказали красноармейцам серьезное сопротивление и храбро сражались. «Атака отбита», – докладывал в штаб немецкий офицер-связист из 13-й румынской пехотной дивизии. Второй удар русских, на этот раз при поддержке танков, также был отражен.

Внезапно грохот разрывов затих. Советская артиллерия прекратила огонь. Густой туман только усиливал тишину, повисшую в воздухе. Несколько минут спустя румыны услышали рокот танковых двигателей. Массированная артподготовка превратила нейтральную полосу в месиво из снега и грязи, что сильно затруднило продвижение «тридцатьчетверок». А ведь танкистам, помимо этого, нужно было строго придерживаться узких проходов в минных полях. Саперы сидели на броне за башнями танков второй и третьей линии. Если танк из первой линии подрывался на мине, звучала команда: «Саперы, вперед!» и они, под огнем румынской пехоты, бежали прокладывать для танков новый маршрут.

Румынские солдаты отважно сражались, отразили еще несколько атак русской пехоты и подбили много танков, и все же они были обречены. Советские танки группами прорывали оборону румын, атаковали с флангов и тыла. Чтобы сэкономить время, русские танкисты нанесли по румынским позициям лобовой удар и около полудня полностью сокрушили их. 4-й танковый и 3-й гвардейский кавалерийский корпуса Красной Армии устремились в глубь расположения 4-го румынского корпуса в районе Клетской и взяли направление на юг. Советские кавалеристы на косматых низкорослых казацких лошадях, с автоматами за спиной галопом неслись вслед за танками, почти не уступая им в скорости.

Полчаса спустя тридцатью километрами западнее 5-я танковая армия генерала Романенко сломала оборону 2-го румынского корпуса. Широкие гусеницы «тридцатьчетверок» легко смяли проволочные заграждения и проутюжили траншеи. За танками следовал 8-й кавалерийский корпус. В его задачу входило прикрытие правого фланга атаки и расширение кольца окружения к западу.

Ближе к обеду ветер немного разогнал туман, и в воздух поднялись несколько эскадрилий из 2-й, 16-й и 17-й воздушных армий русских. Или аэродромы Люфтваффе находились в условиях худшей видимости, или немцы просто не хотели рисковать, но германские самолеты в тот день в небо не поднялись. «Опять русские мастерски воспользовались плохой погодой, – записал Рихтгофен в своем дневнике. – Дождь, снег, ледяной туман сделали полеты невозможными. Не удалось бомбовыми ударами помешать противнику перейти Дон».

До 9.45 штаб 6-й армии не был официально уведомлен о начале наступления Красной Армии. Столь замедленная реакция говорила о том, что на текущий момент обстановка расценивалась как серьезная, но не катастрофическая. В Сталинграде даже продолжались атаки с применением танков.