Сталинград

Полковник оглядел встревоженную группу людей и сказал: «Мне приказано вновь завязать вам глаза и отвести на передовую. Там вы получите свои пистолеты. Гарантирую вам личную безопасность. А пакет оставьте при себе, я не могу ничего от вас принять». Дятленко отчаянно запротестовал и даже выразил согласие передать пакет кому-нибудь из вышестоящих офицеров в обмен на расписку, хотя по инструкции ему это было строжайше запрещено. Ультиматум был адресован лично Паулюсу, и только ему парламентеры имели право вручить злосчастный пакет. «Я ничего не могу от вас принять», – непреклонно повторил полковник. Но Дятленко не собирался сдаваться так быстро. «Тогда я попрошу вас прямо на пакете написать, что в соответствии с приказом высшего командования вы отказываетесь принять данный документ, который предназначен для командующего группировкой». Но полковник отказался даже притронуться к пакету. Парламентерам ничего другого не оставалось, как позволить снова завязать себе глаза. Обратно их сопровождал тот же офицер. «Сколько вам лет?» – спросил Дятленко. «Двадцать четыре», – чуть смутившись ответил немец. Они были почти ровесниками. «Война между нашими народами – это трагическая ошибка», – продолжал гнуть свою линию Дятленко. «Рано или поздно она закончится», – меланхолично заметил офицер. Дятленко не унимался. «Было бы славно побеседовать с вами после окончания войны». – «Боюсь, я до этого дня не доживу. У меня не осталось иллюзии: через месяц или два я, скорее всего, умру». «Неужели вы думали, что мы позволим вам зимовать в теплых блиндажах?» – взорвался Дятленко. «Нет, конечно. Исходя из опыта прошлой зимы мы знали, что вы начнете наступление, но не думали, что оно будет таким широкомасштабным и закончится нашим поражением». «Вы говорили, что ваши солдаты смеются над воззваниями Вилли Бределя. Но разве писатель не был прав, когда говорил о безвыходности вашего положения, разве его слова не тронули ваших сердец?» – спросил Дятленко уже из профессионального интереса. «Все, о чем он говорил, – правда, но не забывайте о том, что, когда идет война мировоззрений, одних слов часто бывает недостаточно, чтобы переманить противника на свою сторону».

На передовой парламентерам развязали глаза и вернули пистолеты. Обе группы отдали друг другу честь, а затем русские под белым флагом вернулись на свои позиции. По возвращении начальник дивизионной разведки тут же приказал Сидорову набросать схему немецкой обороны участка. Все спустились в блиндаж, и там трубач быстро нарисовал на листке схему немецких огневых точек. Впоследствии Дятленко писал: «Не знаю, получил ли он сразу такое задание или просто обладал цепкой памятью, но запомнил он почти все».

Наскоро перекусив, Дятленко, Смыслов и Виноградов отбыли в штаб фронта. Ехали молча. Все были подавлены неудачей, которая наверняка обернется многими бесполезными смертями.

Часть пятая. Агония 6-й армии

20. Воздушный мост

«Опустилось туманное облако. Оно почти касается головы. В этом облаке жалобно воет мотор заблудившегося транспортного самолета», – записал в своем дневнике врач немецкой 44-й пехотной дивизии.

Фронтовики термин «воздушный мост» употребляли, крайне редко. Идея постоянного сообщения с окруженной армией через головы русских выглядела весьма привлекательно только для оторванных от реальности берлинских стратегов, привыкших колдовать над картами. Гитлер непременно желал знать все о том, как осуществляется доставка грузов по воздуху, а потому штабные офицеры, дабы иметь под рукой нужные сведения, постоянно требовали от летных командиров исчерпывающей информации. Подобное вмешательство сверху лишь усугубляло сложное положение авиаторов. Начать с того, что генералы Люфтваффе бросились бездумно выполнять приказ Гитлера о наведении «воздушного моста» и поспешно включили в транспортную группу совершенно не пригодные для этой цели самолеты, такие, как например, учебные «Юнкерсы-86». Делалось эти сугубо для отчетности, только бы цифры выглядели повнушительнее. Предполагалось даже использовать планеры, пока кто-то не заметил, что они станут легкой добычей для русских истребителей.