Сталинград

15 сентября Балош записал в дневнике: «У русских замечательные стрелки. Не дай Бог попасть к ним на мушку. Перед нами лучшие советские дивизии – „сибирские стрелки Тимошенко“ (здесь Балош ошибся). Мы замерзаем, а ведь еще только осень. Что же будет зимой, если мы останемся здесь? Матерь Божья, помоги нам вернуться домой». Следующая запись в дневнике Балоша оказалась последней. Дневник, найденный на теле капрала, был переведен на русский язык и отправлен в Москву.

8-я итальянская армия, расположенная вдоль Дона между венгерскими и румынскими частями, также доставляла немцам много хлопот. Ставка фюрера вынуждена была усилить ее частями 39-й армии вермахта. Немецкие офицеры получили следующее указание: «Обращаться с союзниками вежливо. Необходимо политическое и человеческое взаимопонимание. Не стоит забывать, что итальянские солдаты сильно отличаются от немецких. Они более эмоциональны, быстро устают. Вы не должны быть слишком требовательны к нашим итальянским союзникам, не должны выказывать своего превосходства. Они прибыли сюда, чтобы помочь нам в трудный момент. Не оскорбляйте их, избегайте конфликтов». Но все попытки достичь взаимопонимания не могли изменить отношения итальянских солдат к войне. Один сержант-итальянец на вопрос советского переводчика, почему его батальон сдался без единого выстрела, ответил: «Мы не стреляли, так как решили, что сопротивление бесполезно».

Командование 6-й армии, стремясь добиться хотя бы видимости межнациональной солидарности, ввело в состав 100-й егерской дивизии 369-й хорватский полк. 24 сентября правитель Хорватии Анте Павелич прилетел в Сталинград для смотра своих частей и вручения медалей. Его встречал генерал Паулюс.

Со стратегической точки зрения наиболее важными для немцев были две румынские армии, прикрывавшие фланги 6-й армии Лаулюса. Эти армии были очень плохо экипированы. Румынский режим под давлением Гитлера пытался обеспечить формирование новых частей, ставя под ружье уголовников – насильников, грабителей и убийц. Таких «бойцов» в румынских войсках насчитывалось более двух тысяч. Был даже организован 991-й специальный штрафной батальон, но большинство состоящих в нем солдат дезертировало после первого же боя, и батальон был распущен. Его остатки влились в 5-ю пехотную дивизию.

Румынские офицеры страдали шпиономанией. Им всюду мерещились вражеские агенты. Вспышка дизентерии, например, объяснялась следующим образом: «Русские шпионы вызвали массовое отравление в тылу, которое привело к потерям и в наших войсках. Они использовали мышьяк, одного грамма которого достаточно, чтобы отравить 10 человек». Румыны всерьез полагали, что вражеские лазутчики под видом мирных жителей проникают в расположение их войск и добавляют яд в продукты питания.

Немцы, следящие за порядком в румынских частях, поражались отношениям между солдатами и офицерами. Это были отношения господ к рабов. Австрийский граф лейтенант Штольберг сообщал: «Помимо всего прочего, румынские офицеры совершенно безразличны к проблемам своих подчиненных». Румынские полевые кухни готовили, как правило, три вида блюд: для офицеров, для младшего командного состава и для рядовых, которым почти ничего не доставалось.

Между румынами и немцами часто вспыхивали ссоры. «Чтобы избежать в будущем повторения этих прискорбных случаев непонимания между румынскими и немецкими солдатами, чье боевое братство скреплено кровью на полях сражений, рекомендуется организовывать обмен визитами, совместные обеды, вечеринки и тому подобные мероприятия, что будет способствовать сплочению румынских и немецких частей», – указывал командующий 3-й румынской армией.

К началу осени 1942 года разведка Красной Армии убедилась в том, что перебежчики и добровольные пособники оккупантов играют в вермахте не последнюю роль. Некоторые из них действительно были добровольцами, но большинство пошло на службу к врагу после захвата в плен. Немцам крайне не хватало рабочих рук, и они вынуждены были использовать военнопленных сначала как чернорабочих, а потом и как солдат. Начальник штаба 11-й армии полковник Гросскурт в письме к генералу Беку заметил: «Беспокоит то, что мы вынуждены пополнять наши фронтовые части русскими военнопленными и доверять им оружие. Создается нелепая ситуация, когда чудовище, против которого идет борьба, живет внутри нас». Во вспомогательных частях 6-й армии Паулюса насчитывалось около 50 тысяч бывших русских военнопленных, то есть примерно четверть от общей численности. В 71-й и 76-й пехотных дивизиях состояло по 8 тысяч русских перебежчиков – почти половина личного состава. Точных данных о числе русских в других частях 6-й армии нет, но некоторые исследователи называют цифру в 70 тысяч человек.