Сталинград. Крах операции "Блау"

9 ноября Гитлер возвратился в Берхтесгаден после речи 8 ноября в мюнхенской пивной «Левенбройкеллер» перед своими старыми товарищами по путчу в 1923 году, в которой прозвучали и такие слова: «Я хотел дойти до Волги, и до конкретного места, к определенному городу. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Не подумайте, что я вышел к этому городу только потому, что он носит это имя. Он мог бы называться иначе. Это произошло потому, что там находится один важный пункт. Овладев им, мы перережем транспортную артерию с производительностью 30 млн тонн грузов, среди них — почти 9 млн тонн нефти.

Там стекались потоки пшеницы с Украины, Кубани и далее отправлялись на север, там был гигантский перевалочный пункт. Его я хотел взять, и знаете, мы — скромные люди, — мы овладели им. Остались незанятыми совсем небольшие площади. Другие могут сказать: «Почему же вы не ускорите темп сражений?» Ответ: «Поскольку я не хочу второго Вердена. Я хочу сделать это небольшими штурмовыми подразделениями. Время при этом никакой роли не играет. Теперь ни одно судно не пойдет вверх по Волге. И это решит дело».

10 и 11 ноября Йодль положил на стол Гитлеру последние донесения, среди них было одно: донесение оперативно-тактической радиоразведки о радиопереговорах между высокими советскими командными инстанциями. Из него вытекало, что русское верховное командование стянуло весьма значительное количество наземных войск и авиационных соединений к Донскому фронту и в степи Калмыкии. Итог: не только северо-западнее Сталинграда, на среднем Дону, перед фронтом 3-й румынской армии, русские производят свои сосредоточения, но также и южнее города, вокруг которого кипят жаркие бои, где два корпуса 4-й румынской армии обеспечивают фланг 4-й танковой армии Гота. На скорое русское наступление указывали также неоднократно перехватывавшиеся донесения о сосредоточениях советских войск.

Гитлер с мрачным видом прочел донесение и склонился над картой. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять замысел противника: сосредоточение советских войск на обоих флангах Сталинградского фронта позволяло сделать заключение о плане охватывающей наступательной операции против 6-й армии.

Хотя Гитлер все ещё был склонен к недооценке советских резервов, он, однако, увидел опасность, таившуюся в растянутых коммуникациях румын. «Если бы там стояли именно германские соединения, то у меня не было бы бессонных ночей, — подумал он. — Ну что же! 6-я армия должна довершить свое дело и скорее овладеть тем, что ещё оставалось в Сталинграде у противника!»

Скорее, скорее! Он хотел покончить с не дававшим никакого оперативного преимущества фактором скованности столь большого числа дивизий в Сталинграде с тем, чтобы получить снова свободу действий на оперативно-тактическом уровне. «Трудности боев за Сталинград мне известны, — радировал фюрер 16 ноября в штаб Паулюса. — Трудности русских сейчас, когда на Волге ледостав, ещё больше. Если мы сумеем использовать данный момент, мы сохраним много нашей крови. Поэтому я ожидаю, что командование армией со всей решительностью, ещё раз, как это было раньше, равно как и войска, сделают все, чтобы, по крайней мере, на участках металлургического завода и у оружейного завода пробиться к Волге и взять эти части города».

Насколько прав был Гитлер, указывая на трудности у русских из-за ледостава на Волге, показывают записи генерала Чуйкова тех дней. Со ссылкой на донесение о положении 62-й советской армии и трудностях с её снабжением Чуйков сделал записи следующего содержания в журнале боевых действий:

«14 ноября. Частям не хватает боеприпасов и продовольствия. Ледостав прервал связь с левым берегом.

27 ноября. Подвоз боеприпасов и вывоз раненых были вынуждены прервать».

Командование фронтом приказало доставлять боеприпасы и продовольствие через Волгу по воздуху, самолетами типа «По-2». Но самолеты не смогли сделать многого, так как они должны были сбрасывать свой груз над полоской местности шириной лишь в 100 м. Незначительного отклонения было достаточно, чтобы груз падал либо в Волгу, либо — на немецкие позиции.