— Будь моя воля — я бы всех потенциальных соискателей места соцработника на детекторе лжи проверяла. Для выяснения, так сказать, чистоты намерений… Ладно, пиши.
— Что писать?
— Заявление о приеме на работу.
— А как?
— В свободной форме. В другом случае крепко бы подумала, прежде чем тебя принять, но текучка у нас страшная. Людей вечно не хватает. Вот и приходится брать кого ни попадя. Ты хоть с навыками оказания первой медицинской помощи знакома?
— Нет. А нужно?
— Нужно все. Это ведь старики, сама понимаешь. Ладно, сделаем так. Свяжешься с Натальей Салтыковой, телефон я дам… Она наш лучший работник. И как лучший работник введет тебя в курс дела и будет опекать на первых порах. Ну, написала?
— Нет еще.
— Да что там расписывать, Господи? Сочинений не надо, сочинения в школе остались.
Очень своевременное замечание, ведь Елизавета уже была готова вывалить на бумагу свои трепетные мысли о стариках, стоящих на вершине холма. И об их великодушии, простодушии и кошачьейсобачьей естественности. Но раз ее мнение о старых людях никого не интересует, придется ограничиться унылым: я, такая-сякая, проживающая по такому-сякому адресу, прошу принять меня на работу и тэ пэ.
— Вот, все готово.
— Дату поставь и подпись.
После того, как дата и подпись были поставлены, андроид снова завладел листком, бегло перечитал его и наложил размашистую резолюцию.
— Теперь отправляйся в отдел кадров, он в конце коридора, по правую сторону. Оформишься — и добро пожаловать в наши ряды.
— А когда приступать к работе?
— Хоть завтра. Пообщаешься с Салтыковой — и приступай.
…Больше всего Елизавета боялась, что ее новая патронесса Наталья Салтыкова тоже окажется андроидом: следуя логике — классом пониже своей непосредственной начальницы А. А. Уразгильдиевой. Но все обошлось — Наталья предстала перед ней во всем блеске зрелой тридцатипятилетней красоты. Человеческой, а не какой-нибудь еще. Красоту эту не смогли испортить ни стокилограммовая туша, прилепленная к голове греческой богини, ни частичное отсутствие шеи, ни полное отсутствие вкуса. Ведь только лишенный вкуса индивид в состоянии напялить на себя расшитую люрексом светлую турецкую блузу из шифона и поддеть под нее черный сатиновый лифчик.
По телефону Наталья отрекомендовалась «роскошной женщиной в стиле Рубенса, если это имя о чем-то тебе говорит» и назначила Елизавете неформальную встречу в ближайшем к райсобесу кафе. Внедрившись в искомое кафе и обнаружив там Наталью, Елизавета поразилась точности ее телефонной характеристики. Модель действительно оказалась рубенсовской, а не брейгелевской или там кустодиевской — очевидно, из-за все той же почти прозрачной блузы с люрексом, сквозь которую бесстыже проглядывала розовая поросячья плоть, с многочисленными складочками, ямочками и припухлостями. Несмотря на общий внушительный тоннаж, руки у Натальи оказались относительно тонкими, а пальцы — изящными. Похожая на зубочистку сигарета, зажатая между средним и указательным, лишь подчеркивала их совершенство.
— Вы Наталья? — почтительно произнесла Елизавета, подходя к столику.
— Точно, — Наталья картинно выпустила дым из ноздрей и указала на пустой стул. — Присаживайся, дева.
— Меня зовут Елизавета.
— Елизавета, ага.
— Заказать вам что-нибудь?
— Можно на «ты». Не люблю, когда мне выкают. И сама не выкаю.
— Постараюсь, — тотчас стушевалась Елизавета. — Заказать ва… тебе что-нибудь?
— Уже пожрала, а так обязательно опустила бы тебя рублей на двести, не меньше. Но кофе выпью.
Расценив последнюю фразу как призыв к действию, Елизавета поплелась к барной стойке делать заказ.
— Два кофе, — сообщила она бармену, смуглому молодому человеку с забранными в хвост волосами. Его можно было принять за араба, а можно — за румына из Трансильвании, потомка Дракулы или самого Дракулу в годы его архетипического расцвета. Смогла бы она полюбить Дракулу, невзирая на неприятный, негигиеничный, но такой необходимый для инициации укус в шею? Наверное, смогла бы — и получила бы за это вечную жизнь. Плюс удовольствия, сопутствующие вечной жизни, плюс пухлый пакет социальных и иных льгот. Узким местом является необходимость постоянно подпитывать себя свежей кровью. Елизавета никогда не решилась бы вонзить зубы в живое существо, но и здесь возможен компромисс в виде еженощных посиделок с бокалом на городской станции переливания крови, вампирам там раздолье и кусать никого не надо. Неизвестно только, понравится ли такое вегетарианство кровожадному Дракуле.
Гм-мм… Лучше бы бармен оказался арабом.
В состоянии ли Елизавета полюбить араба? — все может быть.