Накануне он был добродушен, весел и обсуждал с дочерью итоги визита к одному знакомому адвокату — еврею, как и положено всем хорошим адвокатам.
— Rechtsanwalt, — вяло отозвалась Елизавета.
— Der! Der Rechtsanwalt! Учи артикли, блюмхен! Без артиклей в Германии делать нечего. Без артиклей тебе прямой путь в уборщицы. Будешь улицы подметать вместе с турками.
— Да ладно тебе, Карлуша. Хотя подметать улицы — занятие ничуть не хуже многих других… И что интересного рассказал адвокат?
По теме, интересующей Карлушу последние пятьдесят с лишним лет (не просто отъезд на историческую родину, а полноценная репатриация), адвокат не сказал ничего, поскольку не владел ситуацией и был узким специалистом по имущественному праву. Но он сообщил, что в Германии живет его брат, тоже адвокат. И как раз этот самый брат — то, что нужно
— Сколько? — спросила Елизавета.
Карлуша округлил глаза и выпалил:
— Пятнадцать тысяч этих новых… как их… евро! Придумали тоже — евро какое-то. Как будто марки им не хватало. А немецкая марка — самая устойчивая валюта в мире, да будет тебе известно…
— Сколько-сколько? — по Елизаветиной коже побежали мурашки.
— Пятнадцать… тысяч.
— Н-да… Сущие копейки. И где ты собираешься доставать эти пятнадцать тысяч?
— Это не такая неразрешимая проблема, как ты думаешь, — зачастил Карлуша. — Твой отец, заботясь о нашем с тобой благополучии и трудясь не покладая рук, кое-что скопил на черный день. У нас есть около двух тысяч долларов…
— Ну, это не совсем пятнадцать тысяч евро.
— Продадим марки. Монеты — там, между прочим, есть и серебряные. Усиленно займемся лотереями — должно же нам повезти?
Не с вашим счастьем, блюмхены и пупхены, не с вашим счастьем!..
Елизавете совершенно не хотелось расстраивать Карлушу, и потому она произнесла мягчайшим, вкрадчивым тоном:
— Боюсь, от продажи марок с монетами мы выручим немного. А лотереи… Тебе не везло последние пятнадцать лет, почему должно повезти сейчас?
— Потому что не везло пятнадцать лет, — парировал Карлуша. — Это же голая математика!.. Я так просто уверен, что все сложится.
Вряд ли тут задействовано такое простое действие, как сложение. Скорее, речь идет о чем-то более сложном, интеграле, например. Или вообще — о неподъемной теории вероятностей. Надо бы проконсультироваться у
— На худой конец, можно продать аккордеон!..
Елизавета задрожала. Аккордеон, обожаемый Карлушей «WELTMEISTER», под звуки которого она выросла, — это уже серьезно. Это переводит глупейшие Карлушины прожекты в разряд такой же глупой непоправимости. И опасной к тому же.
— Ну… Я не знаю. Пятнадцать тысяч все-таки большая сумма. Даже если мы ее соберем…
— Мы соберем, вот увидишь!
— Даже если случится такое счастье… Как можно отдавать бешеные деньги неизвестно кому?
— Почему неизвестно? Это уважаемый в Германии адвокат с обширной практикой. Рекомендации у него самые лестные, поверь.
— Ты их видел? Разговаривал с его осчастливленными клиентами?
— Нет… Но его брат, Лева Грудман… Он все мне рассказал. А Лева — не последний человек в Городской коллегии.
Лева Грудман, ага. Елизавета видела его однажды — старый лис с похабной физиономией вора-карманника, из тех, что режут сумочки в метро. Масляные, жидкие глаза; рот, похожий на только что отвалившуюся от тела пиявку. Леве Грудману Елизавета не доверила бы постеречь даже пакет с гречкой, а тут — целых пятнадцать тысяч! Наверняка у такого прохиндея и брат прохиндей. И существует ли он вообще — чертов брат? Но как сказать об этом Карлуше, единственная мечта которого, —
— Сумма немаленькая, Карлуша, — повторила Елизавета, вздохнув.
— Немаленькая, да. Но и цель у нас великая.
— Может, попытаемся достичь ее не таким разорительным способом?
— Например?
— Ну-у… Давай уедем в Германию по туристическим визам…
— И?…
— И останемся там. Многие так делают, — Елизавета сморозила откровенную дичь. Но эта ее дичь была все же несопоставима по масштабам с левогрудмановской дичью Карлуши.
— Предлагаешь мне стать нелегалом хуже турка, хуже араба?
— Почему же хуже?..
— Нет, нет и нет! Просачиваться на свою любимую родину с черного хода я не собираюсь. Мне претит любая нелегальщина! Я войду в Германию с центрального. Заруби себе это на носу, блюмхен!