Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943

Те, кому удалось вырваться из сталинградского кольца и вернуться на родину, будут в своих мыслях и воспоминаниях часто возвращаться в то ужасное время и в минуты покоя, закрыв глаза, внутренне прислушиваться, чтобы услышать песню степей. Эта песня звучит нежно и звучно, как легкое колебание крылышек стрекозы или как слабый, нежный звук, который раздастся, если пальцем легко провести по гладко отшлифованному стеклу. Мелодия степи звучит сладко и маняще и одновременно печально. Слушая звуки этой мелодии, можно представить себе голубое небо и яркое солнце, а также тень от облаков и зарницу – все это похоже на музыку Моцарта, в которой благословенное голубое небо смеется над серебристыми аккордами до тех пор, пока порыв холодного ветра не поднимет с земли опавшие листья и не бросит их на ваши радостные столы.

Многим известна эта песнь степей: ее часто слушали днем, когда воздух над степными просторами был наполнен жужжащим и мерцающим зноем, ее слушали в вечерние часы, когда в воздухе исполняли свою головокружительную пляску мириады комаров, в последние дни октября, когда над степью бушевали осенние ураганы, и когда в неподвижные и безмолвные зимние ночи до людей доносились тихие напевы смерти, и когда в бледном свете луны бродили черные тени волков, ее слушали и позже, когда уже ничего не двигалось, кроме легких снежинок, круживших над полями, окутанными смертельной тишиной.

В мыслях, возвращавшихся в город на Волге, воскресало прошлое, слышался суровый голос войны, чувствовалась внутренняя дрожь, от которой трясло все тело, вспоминались дикие боли и закоченевшие души, страх перед неизвестным, смерть товарищей, безумный шквал артиллерийского огня и горизонт, который они сами создали из огня и стали и при этом все равно мерзли и промерзали насквозь. Память переполнялась простыми и вместе с тем сильными явлениями, ибо все они были длинными перстами Иоанна, безжалостно прикасавшегося к душе.

Картины реальной жизни стремятся быть наполненными глубоким смыслом и поэтому отводят руку от глаз, устремленных в мир познания.

То, что вечно, останется.

Снег падал, как и в декабре, большими белыми хлопьями, дыхание перехватывало от мороза, а со стороны казахских степей дул ледяной ветер, заунывно завывая над могилами 6-й армии. Когда ледяное дыхание с востока уступит место весенним южным ветрам, здесь зацветут миллионы ярких цветов: сначала печеночница и шафран, затем живокость и лилии, мальва, желтофиоль, коровяк и наперстянка, затем язвенник с белыми головками, позднее бессмертник и астры и в самом конце зонтичные, тысячами покрывающие широкие просторы степи.

Мертвые остаются мертвецами, и даже достойные среди них не получат наград. Спустя годы люди, может быть, опять будут не правы и, что самое страшное, опять будут совершать неправедные поступки – и все будет так, как было раньше. Останутся в силе слова, сказанные когда-то Наполеоном: «Только сильный может быть добрым». Будущее будет выглядеть крайне мрачно, если небо когда-нибудь низвергнется на землю.

Пусть тот, кто держит мир в своих руках, ради всего святого задержит наступление таких времен. Если же он все же сочтет нужным ускорить вращение колеса судьбы, то звезды не будут оплакивать земную участь, когда эта земля, объятая огненным ореолом, покинет их.

И все опять будет так же, как в первый день.