Сталинград: Записки командующего фронтом

Звонок «кремлевки»{7} раздался в начале 12-го ночи, когда я уже почти перестал его ожидать. Волнение, обуревавшее меня весь день, вспыхнуло с новой силой. Сдерживая его, я отвечал спокойно.

Из приемной Наркома Обороны сообщили, что мой рапорт рассмотрен. Мне надлежало немедленно прибыть в Кремль.

Повешена телефонная трубка. В голове с кинематографической быстротой и четкостью промелькнули все детали ушедшего дня.

Это было 1 августа 1942 года. Рано утром произошла не совсем приятная беседа с лечащим врачом – профессором, хирургом товарищем Коганом. Как только профессор вошел в палату, я сказал ему, что чувствую себя совершенно здоровым и поэтому решил подать рапорт Верховному Главнокомандующему с просьбой направить меня в действующую армию. Профессор чуть вспылил, заявив, что не больным, а врачам положено решать вопрос о выписке из госпиталя. «Оставьте эту мысль по меньшей мере на месяц – полтора», – заключил он тоном, не терпящим возражений.

Улыбаясь, я возразил, что у медиков есть один большой недостаток: они могут установить болезнь, довольно успешно лечить больного, но, к сожалению, они почти никогда не могут точно установить момент выздоровления. Шутка несколько смягчила доктора. [32]

– Что же, – проговорил он, – сейчас мы практически проверим ваше состояние; кладите палку и пройдитесь по палате.

Напрягаю все силы, чтобы твердо ступать на раненую ногу. Первые пять – шесть шагов сделаны удачно. Но дальше пришлось захромать, на лбу выступил холодный пот, нога заныла. Хотя к этому времени кости уже и срослись, но рана окончательно еще не закрылась и дала себя знать. Прошло еще только десять дней, как я отказался от костылей и стал ходить с тростью.

– Довольно, довольно! – воскликнул Коган, как будто заранее ожидавший этого момента. – Теперь ясно, многоуважаемый генерал-полковник, кто ошибается в моменте выздоровления. Еще основательно придется лечиться.

Пришлось выложить все начистоту и сказать, что рапорт уже отправлен.

– Тем хуже для вас, – невозмутимо продолжал доктор, – все равно без справки лечащего врача ваш рапорт не будет рассматриваться.

Поскольку разговор принимал нежелательный оборот, обращаюсь к чувствам врача. Поблагодарив доктора за заботу о моем здоровье, я просил его понять, что нельзя мне сейчас, в тяжелейший период войны, сидеть сложа руки, что хромота не помешает мне руководить боевыми действиями на фронте, ведь я не просто солдат. В заключение спокойно спросил:

– Скажите, профессор, положа руку на сердце, смогли бы вы, страдая болезнью, подобной моей в ее теперешней стадии, спокойно отсиживаться, зная, что сотни людей, изнемогая от ран, ждут вашей помощи, именно вашей, профессор?

Врач задумался. Видимо, лед тронулся. После продолжительной паузы уже совсем мирным тоном, не отвечая прямо на вопрос, он сказал:

– Что же, если вы дадите мне честное слово, что будете строжайше соблюдать режим, который я предпишу, то не стану возражать против вашей выписки.

Я пообещал доктору свято соблюдать все его советы. Решение о выписке из госпиталя было принято. Коган ушел.

Целый день я тренировался в ходьбе без трости и достиг немалого успеха. При медленном, расчетливом [33] движении хромота становилась почти незаметной. Во всяком случае, думал я, во время приема в Кремле сумею держаться хорошо.

Приемная Верховного Главнокомандующего… О моем приезде было доложено немедленно. Оставив свою подпорку-палку в приемной, я осторожно, но бодро вошел в кабинет председателя Государственного Комитета Обороны (ГОКО). Большая, несколько продолговатая комната. Мягкий матовый свет. Иосиф Виссарионович, стоя за своим рабочим столом, только что закончил разговор по телефону. В кабинете находились и несколько членов ГОКО.

Выслушав доклад о прибытии, И. В. Сталин подошел ко мне, поздоровался и, пристально посмотрев мне в лицо, спросил:

– Значит, считаете, что поправились?

– Так точно, подлечился, – ответил я.

Кто-то из присутствовавших заметил: «Видимо, рана еще беспокоит, ходит-то товарищ прихрамывая».

– Прошу не беспокоиться, у меня все в порядке, кости срослись отлично, – несколько поспешно, но уверенно возразил я.

– Что же, – снова заговорил И. В. Сталин, – будем считать товарища Еременко возвратившимся в строй. Вы очень нужны сейчас нам. Перейдем к делу, – обращаясь прямо ко мне, закончил он.

Как будто тяжелый груз упал с моих плеч; мучавшие меня сомнения о возможном демарше доктора рассеялись.

Мой рапорт пришелся кстати. В ГОКО решался вопрос об оргмероприятиях, которые необходимо было срочно осуществить, чтобы выправить положение на сталинградском направлении. Обсуждались возможные кандидатуры на должность командующего новым фронтом.

Заключая обсуждение, И. В. Сталин обратился ко мне:

– Под Сталинградом сейчас так сложились обстоятельства, что нельзя обойтись без срочных мер по укреплению этого важнейшего участка фронта, без мер, рассчитанных на улучшение управления войсками. Сталинградский фронт, образованный недавно, решено разделить на два. Возглавить один из них Государственный Комитет Обороны намерен поручить вам. [34]