Поражение же под Сталинградом было сокрушительным ударом по всем этим заманчивым проектам; оно [377] вместе с тем ставило под угрозу срыва и более ограниченные расчеты на скорую победу над нашей страной и делало самое возможность такой победы весьма проблематичной.
Гитлеровская армия вновь теряла стратегическую инициативу, причем в худших условиях по сравнению с зимой 1941/42 года. Важно, что на непосредственное проведение Сталинградской контрнаступательной операции были использованы сравнительно ограниченные силы, без создания общего превосходства над противником в районе, где она была осуществлена. В этом отношении правильный выбор участков прорыва обеспечил нам решающее превосходство за счет экономии сил на второстепенных направлениях (здесь мы придерживались суворовского завета «побеждать не числом, а уменьем»).
Попутно скажем здесь об одной «горе-теории», выдвинутой битыми гитлеровскими генералами и поддержанной их покровителями в США. Отрицать теперь то, что немецкие генералы биты, нельзя: ведь этому никто не поверит. И вот они утверждают, что они, видите ли, биты лишь потому, что у русских было превосходство в силах, выворачивают знаменитый суворовский афоризм наизнанку и кричат, что их били-де не уменьем, а числом. Напрасные потуги, господа! Если кто воевал числом, и не только, конечно, числом обманутых геббельсовским враньем солдат, но также числом танков, самолетов, пушек и концлагерей, – то это ведь сами гитлеровцы. Стоило лишь незначительно упасть их превосходству в технике, как хваленые гитлеровские «стратеги» начали топтаться на месте, либо отступать.
Прорыв вражеской обороны производился там, где она была наиболее слабой, где ее занимали части, не отличавшиеся особой стойкостью, где у противника не было достаточных резервов. Очень важное значение имело также и то, что прорыв осуществлялся тремя фронтами, каждым в нескольких направлениях (всего в семи направлениях). Это, естественно, не позволяло врагу производить сколько-нибудь широкое маневрирование, так как сами резервы оказывались изолированными друг от друга, а подчас и рассеченными. Была отчасти нарушена система управления войсками у врага.
Практически прорыв подготовленной обороны противника осуществлялся массированными ударами поддержанных [378] артиллерией и танками стрелковых соединений, составлявших первый эшелон наступавших ударных групп; развитие же тактического прорыва в оперативный, завершение окружения и образование внутреннего фронта окружения возлагалось на танковые и механизированные соединения, действовавшие во втором оперативном эшелоне армий. Такое построение ударных групп на главном направлении наступления, правильно учитывавшее боевые свойства тех и других соединений, как известно, имело применение и в последующих операциях Великой Отечественной войны.
Высокий темп прорыва обороны противника, положенный в основу замысла Сталинградской наступательной операции, обеспечил не только разгром оборонявшихся на флангах войск противника до подхода резервов, но и окружение крупной группировки противника.
Темп нашего продвижения по двум фронтам (Сталинградскому и Юго-Западному) в среднем в сутки составил 30-35 километров. Подвижные соединения Сталинградского фронта, в частности 4-й механизированный корпус, за два дня с боями прошли более 100 километров.
Решающим в успехе контрнаступления была работа Коммунистической партии в массах. Эта работа обеспечила могучий политический подъем в войсках, высокий наступательный порыв советских воинов – участников незабываемых событий. Последние приготовления к контрнаступлению совпали с празднованием годовщины Октября, когда исполнилось четверть века пролетарской революции в нашей стране. Тысячи политработников неутомимо работали в войсках. Помню, с начала ноября и вплоть до наступления Никита Сергеевич перестал бывать на командном пункте: он все время проводил в соединениях и частях. Усилия воинов направлялись на выполнение задач контрнаступления. Надо было проверить расстановку коммунистов и комсомольцев, на наиболее ответственные участки поставить проверенных в деле, стойких товарищей. В частях проводились митинги, с каждым солдатом в отдельности командиры и политработники вели беседы, чтобы подготовить бойцов к выполнению предстоящей задачи.
Характерной особенностью работы Никиты Сергеевича всегда была забота о людях, живая связь с ними. Он всюду признавал решающую роль за простым человеком, [379] как за частицей народа, творящего историю. Стоит поучиться у него тому уважению, с которым он относился к любому солдату и командиру. Он быстро раскрывал характер человека, находил его главные достоинства. И люди открывали ему всю душу, все свои сокровенные думы.